Она продолжает:
— Я знаю, мне следовало подредактировать эссе Декси... Но в глубине души я знала, что «Спенс» все равно нам не подходит. Поэтому и не стала суетиться...
Я интересуюсь почему, так как меня всегда интригуют подробности их жизни в Нью-Йорке, настолько отличающейся от моих воспоминаний о Манхэттене времен моей бездетности.
— О, не знаю, — отвечает она и медлит, прежде чем взяться за розовый кашемировый свитерок с пришитыми по краю выреза крохотными помпонами. Все вещи Джулии и Сары, изысканные и девчоночьи, разительно отличаются от гардероба самой Рэйчел — джинсы, уютные свитера коричневых оттенков и длинные, роскошные шарфы, которые она дважды оборачивает вокруг шеи, даже летом. — Да просто наслушалась стереотипных характеристик о каждой школе... «Чапин» предпочитает светлокожих, богатых, «белую кость»... В «Спенсе» полно богатых, имеющих связи в обществе девочек. Или, в интерпретации ненавистников, избалованных, шлюх-материалисток... а Декс, когда нам отказали... — Она улыбается, а затем, подражая его низкому голосу, произносит: — Как они посмели отвергнуть наше кареглазое чудо!»
Я смеюсь над своим братом, а потом интересуюсь репутацией «Брерли» — школы для девочек в Аппер-Хилл-Сайде, в которой учатся Сара и Джулия.
— М-м-м... Дай-ка подумать... Я бы сказала — неряхи-интеллектуалки, — говорит Рэйчел.
— Ты нисколько не похожа на неряху, — возражаю я, указывая на идеальные стопки одежды, которые она укладывает в холщовые сумки дочерей от «Эл-Эл-Бин».
Она смеется и спрашивает:
— Итак, «Лонгмер» по-прежнему возглавляет твой список школ для Руби?
Я киваю; на меня производит впечатление, что она помнит название бостонской школы, но еще больше удивляет ее следующий вопрос:
— Это туда ходят дочери Эйприл, да?
— Да... Что в данный момент говорит не в ее пользу для Ника, — замечаю я и рассказываю целиком историю пациента Ника. — Он хочет избежать всякой огласки... Или хотя бы нейтрализовать тех, кого считает сующимися не в свои дела бездельницами, мнящими себя героинями драмы.
— Сующиеся не в свои дела бездельницы, мнящие себя героинями драмы, есть повсюду, — говорит Рэйчел. — В частных школах, в государственных школах. На Манхэттене, на Среднем Западе. Они — неизбежное зло.
— Я понимаю, но объясни это Нику. В последнее время ему ничего нельзя сказать.
Едва эти слова произнесены, как я сожалею о них, так как чувствую себя предательницей, выпалив их в разговоре с Рэйчел, которая никогда слова дурного о муже не скажет, а кроме того, моя зревшая в отношении мужа критика обрела форму.
Рэйчел сочувственно смотрит на меня, отчего я острее ощущаю свою вину.
— Ничего нельзя сказать по поводу чего? — уточняет она.
— О, не знаю, — иду я на попятную. — Я понимаю, что у него другое происхождение. Я прекрасно вижу, что Эйприл, Роми и всем в их клике следует оставить эту женщину и ее ребенка в покое. Я так и сказала Эйприл, а подобные вещи нелегко говорить подруге.
— Я представляю, — кивает Рэйчел.
— Но Ник воспринимает это крайне обостренно. Ты же знаешь, каким он может быть. «Уверенный в собственном превосходстве» — не совсем те слова...
— Прямолинейный? Суровый? — подсказывает она.
— Ну да, пожалуй, так. Он всегда был суровым, — говорю я, вдруг понимая, как трудно характеризовать самых близких тебе людей, потому, возможно, что тебе известны все их сложности и противоречия. — Но дело не только в том, что он не переносит фривольность, распускание сплетен, журналы про знаменитостей, неумеренное пьянство и траты.
Рэйчел нерешительно кивает, следуя по тонкой линии, отделяющей поддержку моей позиции от очернения Ника.
— Я понимаю: послушать меня — так у него совсем нет чувства юмора...
— Нет-нет. Ничего подобного. Послушай... я знаю Ника. Я его понимаю. У него отличное чувство юмора, — говорит она.
— Верно. Просто в последнее время он кажется более замкнутым. Не хочет встречаться с друзьями... А что касается воспитания детей, то он или отец «оставьте меня в покое», или мистер Придира... Но, может, я это только сейчас стала замечать... — задумчиво произношу я, вспоминая последний разговор с матерью, и застенчиво посвящаю Рэйчел в некоторые неприятные подробности.
— Ну, Барби — циник. К ней надо относиться скептически, — говорит она. — Ты знаешь, что она недавно мне сказала? В присутствии девочек?