— Почему? — спрашивает он, в его глазах мелькает недоумение.
— Потому что он твой друг, — просто отвечает Вэлери.
— Ты все еще злишься на его маму?
Вэлери смотрит на сына: она потрясена, ей стыдно, она спрашивает себя, откуда он это взял, невольным свидетелем каких разговоров стал, что еще за последние несколько недель узнал без ее ведома.
— Нет. Я не злюсь на его маму, — лжет она. — И Грейсон мне действительно нравится.
Чарли слегка поправляет маску, переваривает услышанное и кивает.
— Ну ладно, милый, — говорит она, чувствуя подступающий к горлу комок, как это было в первый день в детском саду, но теперь уже по совсем иной причине. — Береги себя...
— Я буду вести себя осторожно, мама, — перебивает ее Чарли. — Не волнуйся... Со мной все будет хорошо.
Затем он идет и садится на ковер по-турецки, спина прямая, руки сложены на коленях, больная поверх здоровой.
ТЕССА: глава двадцать седьмая
Я сама не знаю, почему жду до вечера вторника, чтобы сообщить Нику о своей поездке в Нью-Йорк, и при этом волнуюсь, не в состоянии поднять на него глаза, а вместо этого сосредоточенно вскрываю счет от «Американ экспресс», который только что пришел с почтой. Печален день, когда отчет по кредитной карте тебе интереснее лица твоего мужа, думаю я, как можно непринужденнее произнося:
— На эти выходные я решила съездить в Нью-Йорк.
— На эти выходные? — ошеломленно переспрашивает он.
— Да, — отвечаю я, пробегая колонку расходов и в сотый раз изумляясь, как быстро набегает кругленькая сумма, даже если ты стараешься экономить.
— В смысле, в эту пятницу?
— В смысле, в эту пятницу, — подтверждаю я, украдкой бросая на Ника взгляд и как-то приободряясь от его видимого замешательства. Испытывая удовлетворение, что для разнообразия я застаю его врасплох и я сообщаю ему о моем расписании.
— Ну и ну. Спасибо, что предупредила, — говорит он с добродушным сарказмом.
Я готовлюсь к нападению, акцентируя свое внимания на сарказме, а не на его улыбке, вспоминая, сколько раз он, не предупреждая меня, внезапно менял наши планы, или уходил в середине обеда, или уезжал в разгар выходных. Но следуя совету Кейт, я стараюсь не начинать ссору и тоном заботливой жены говорю:
— Я знаю, это так внезапно... Но мне действительно нужно немного отвлечься. Ты, надеюсь, не дежуришь?
Он качает головой, и мы обмениваемся взглядами, и которых сквозит взаимный скептицизм. Я внезапно понимаю, что он впервые останется один с детьми. За все время.
— Значит, ты не против?
— Нисколько, — неохотно подтверждает он.
— Отлично, — бодро отзываюсь я. — Спасибо за понимание.
Он кивает, а затем спрашивает:
— Ты остановишься у Кейт?.. Или у Декса и Рэйчел?
— У Кейт, — отвечаю я, радуясь этому вопросу, потому что могу сказать: — Уверена, что повидаюсь и с братом, и с Рэйчел. Но на самом деле я больше настроена, что называется, пойти напиться. Выпустить пар, как это умеет только Кейт.
Перевод: «Вернуться к себе незамужней, к женщине, от которой ты не мог оторвать рук, к девушке, на свидание к которой ты каждый вечер мчался из больницы».
Ник кивает и берет выписку «Амэкса», глаза его расширяются, как всегда, когда он просматривает наши счета.
Чертыхнувшись, он качает головой:
— Просто хоть не ходи по магазинам...
— Слишком поздно, — говорю я, указывая на пакеты от Сакса в коридоре, продолжая подстрекать Ника. — Нужны были новые туфли на выход...
Он закатывает глаза и говорит:
— О, понимаю. Видимо, ни одна из тридцати уже имеющихся у тебя пар не годится для выхода в свет с девочками?
Я закатываю глаза в ответ, чувствуя, как ширится и натягивается моя улыбка при мысли о гардеробе Кейт. И Эйприл. И даже Рэйчел, ограниченном по меркам жены манхэттенского банкира, но все равно более обширном, чем мой. О контрасте между бесконечными рядами их дизайнерской обуви — усыпанной камнями, атласной, остроносой черной кожаной, на немыслимо высоких каблуках — и моей, гораздо более малочисленной, в основном практичной коллекцией.
— Ты понятия не имеешь, как выглядит много обуви, — с ноткой вызова в голосе говорю я. — Серьезно. У меня жалкий гардероб.
— Жалкий? Правда? — произносит он, осуждающе поднимая бровь.
— Ну, с сомалийской крестьянкой, конечно, не сравнить... Но в данном контексте, — я обвожу рукой полукруг, указывая на наших не стесняющихся в расходах соседей, — я не транжира... Знаешь, Ник, тебе следовало бы радоваться, что ты женился на мне. Всех этих женщин ты бы не потянул.
Затаив дыхание я жду, что он смягчится, улыбнется искренней улыбкой, коснется меня, в любом месте, и скажет что-нибудь типа: «Конечно, я рад, что женился на тебе».