Гаррис наметил жертву: таракан сидел как раз на середине стены между потолком и полом, и Гаррис, осторожно ступая по скрипучим половицам, стал размахивать фонариком. Потом он ударил, оставив кровавое пятно на стене.
– Очко, – сказал он. – Их надо гипнотизировать.
Они метались по комнате, размахивая фонариками, шлепая туфлями, порою теряя голову и опрометью кидаясь в угол за своей дичью; охотничий азарт целиком захватил Уилсона. Сперва они перебрасывались корректными замечаниями, как истые спортсмены: «Славный удар», «Не повезло», – но когда счет сравнялся, они столкнулись у стены над одним тараканом, и тут их нервы не выдержали.
– Какой толк, старина, гоняться за одной и той же дичью? – заметил Гаррис.
– Я его первый заметил.
– Вашего вы прозевали. Это мой.
– Нет, мой. Он сделал двойной вираж.
– Ничего подобного.
– Ну а почему бы мне не поохотиться за вашим? Вы сами погнали его ко мне. Вы же его прозевали!
– Это не по правилам, – сухо сказал Гаррис.
– Может быть, не по _вашим_ правилам.
– Черт возьми, – сказал Гаррис, – игру-то придумал я!
Другой таракан сидел на коричневом куске мыла, лежавшем на умывальнике. Уилсон заметил его метнул туфлю с пяти шагов. Туфля угодила в мыло, и таракан свалился в раковину. Гаррис отвернул кран и смыл его струей воды в сток.
– Хороший удар, старина, – заметил он примирительно. – Один «В в».
– Черта с два «В в»!… – сказал Уилсон. – Он уже был дохлый, когда вы пустили воду.
– Никогда нельзя знать наверняка. Он мог только потерять сознание… получить сотрясение мозга. По правилам это «В в».
– Опять-таки по _вашим_ правилам.
– В этой игре мои правила – закон.
– Ну, это ненадолго, – пригрозил Уилсон.
Он хлопнул дверью так сильно, что задрожали стены его комнаты. Сердце у него колотилось от бешенства и от зноя этой ночи; пот ручьями струился у него под мышками. Но когда он встал у своей кровати и увидел точную копию комнаты Гарриса – умывальник, стол, серую москитную сетку и даже прилипшего к стене таракана, – гнев его понемногу улетучился и уступил место тоске. Ему казалось, что он поссорился со своим отражением в зеркале. «Что я, с ума сошел? – подумал он. – Чего это я так взбеленился? Я потерял хорошего приятеля».
Уилсон долго не мог заснуть в эту ночь, а когда наконец задремал, ему приснилось, что он совершил преступление; он проснулся, все еще ощущая гнет своей вины. Спускаясь к завтраку, он задержался у двери Гарриса. Оттуда не было слышно ни звука. Он постучал, но никто не ответил. Он приоткрыл дверь и кое-как разглядел сквозь серую сетку влажную постель Гарриса.
– Вы не спите? – тихо спросил он.
– В чем дело, старина?
– Извините меня за вчерашнее.
– Это я виноват, старина. Лихорадка одолела. Меня лихорадило еще с вечера. Вот нервы и расходились.
– Нет, это я виноват. Вы совершенно правы. Это было «В в».
– Мы решим это жребием, старина.
– Я вечером зайду.
– Вот и отлично.
Но после завтрака мысли его были отвлечены от Гарриса другими заботами. По дороге в контору он зашел к начальнику полиции и, выходя, столкнулся со Скоби.
– Здравствуйте, – сказал Скоби, – что вы тут делаете?
– Заходил к начальнику полиции за пропуском. Тут у вас требуют столько пропусков! Мне понадобился на вход в порт.
– Когда же вы к нам зайдете, Уилсон?
– Боюсь показаться навязчивым, сэр.
– Глупости. Луизе приятно будет опять поболтать с вами о книгах. Сам-то я их не читаю.
– Наверно, у вас времени не хватает.
– Ну, в такой стране, как эта, времени хоть отбавляй, – сказал Скоби. – Просто я не очень-то люблю читать. Зайдем на минутку ко мне в кабинет, я позвоню Луизе. Она вам будет рада. Вы бы иногда приглашали ее погулять. Ей нужно побольше двигаться.
– С удовольствием, – сказал Уилсон и тут же покраснел; к счастью, в комнате было полутемно.
Он огляделся: так вот он, кабинет Скоби. Он осматривал его, как генерал осматривает поле сражения, хотя ему трудно было представить себе Скоби врагом. Скоби откинулся в кресле, чтобы набрать номер, и ржавые наручники на стене звякнули.
– Вы свободны сегодня вечером?
Заметив, что Скоби его разглядывает, Уилсон поборол свою рассеянность: эти покрасневшие глаза чуть-чуть навыкате смотрели на него испытующе.
– Не понимаю, что вас сюда занесло, – сказал Скоби. – Такие, как вы, сюда не ездят.
– Да вот так иногда плывешь по течению… – солгал Уилсон.
– Со мной этого не бывает, – сказал Скоби. – Я все предусматриваю заранее. Как видите, даже для других.
Скоби заговорил в трубку. Его голос сразу изменился, словно он играл роль – роль, которая требовала нежности и терпения и разыгрывалась так часто, что рот произносил привычные слова, а глаза оставались пустыми.
– Вот и отлично. Значит, договорились, – сказал Скоби, кладя трубку.
– Это вы чудно придумали, – отозвался Уилсон.
– У меня все поначалу идет хорошо, – сказал Скоби. – Пойдите погуляйте с ней, а к вашему возвращению я приготовлю чего-нибудь выпить. Оставайтесь с нами ужинать, – добавил он с какой-то настойчивостью. – Мы будем вам очень рады.
Когда Уилсон ушел, Скоби заглянул к начальнику полиции.
– Я шел было к вам, сэр, но встретил Уилсона, – сказал он.
– Ах, Уилсона. Он заходил ко мне потолковать о капитане одного из их парусников.
– Понятно.
Жалюзи на окнах были опущены, и утреннее солнце не проникало в кабинет. Появился сержант с папкой, и в открытую дверь ворвался запах обезьянника. С утра парило, и уже в половине девятого все тело было мокрым от пота.
– Он сказал, что заходил к вам насчет пропуска, – заметил Скоби.
– Ах, да, – сказал начальник полиции, – и за этим тоже. – Он подложил под кисть руки промокашку, чтобы та впитывала пот, пока он пишет. – Да, он говорил что-то и насчет пропуска, Скоби.
4
Уже стемнело, когда Луиза и Уилсон снова пересекли мост через реку и вернулись в город. Фары полицейского грузовика освещали открытую дверь дома, и какие-то фигуры сновали взад и вперед со всякой кладью.
– Что случилось? – вскрикнула Луиза и пустилась бегом по улице.
Уилсон, тяжело дыша, побежал за ней. Из дома вышел Али, неся на голове жестяную ванну, складной стул и сверток, увязанный в старое полотенце.
– Что тут происходит, Али?
– Хозяин едет в поход, – сказал Али, и его зубы весело блеснули при свете фар.
В гостиной сидел Скоби с бокалом в руке.
– Хорошо, что вы вернулись, – сказал он. – Я уж решил было оставить записку.
Уилсон увидел начатую записку. Скоби вырвал листок из блокнота и успел набросать несколько строк своим размашистым неровным почерком.
– Господи, что случилось. Генри?
– Я должен ехать в Бамбу.
– А разве нельзя подождать до четверга и поехать поездом?
– Нет.
– Можно мне поехать с тобой?
– В другой раз. Извини, дорогая. Мне придется взять с собой Али и оставить тебе мальчика.
– Что же все-таки стряслось?
– С молодым Пембертоном случилось несчастье.
– Серьезное?
– Да.
– Он такой болван! Оставить его там окружным комиссаром было чистое безумие.
Скоби допил свое виски и сказал:
– Извините, Уилсон. Хозяйничайте сами. Достаньте со льда бутылку содовой. Слуги заняты сборами.
– Ты надолго, дорогой?
– Если повезет, вернусь послезавтра. А что, если тебе это время побыть у миссис Галифакс?
– Мне и здесь хорошо.
– Я бы взял мальчика и оставил тебе Али, но мальчик не умеет готовить.
– Тебе будет лучше с Али, дорогой. Совсем как в прежние времена, до того, как я сюда приехала.
– Пожалуй, я пойду, сэр, – сказал Уилсон. – Простите, что я так задержал миссис Скоби.
– Что вы, я ничуть не беспокоился. Отец Ранк шел мимо и сказал, что вы укрылись от дождя в старом форте. Правильно сделали. Он промок до костей. Ему бы тоже следовало переждать дождь – в его возрасте приступ лихорадки совсем ни к чему.