— А что я такого сказал?
— Не возражаю и даже буду счастлив. Это будет действительно, как вы изволили выразиться, зашибись!
— О, Боже! И вы! Великий Чилли Чейн — и выражается словно… словно… Никогда не ожидала. О-о, мужчины…
— Виноват, однако же герои моих ролей выражаются в некоторых фильмах куда как более кудряво.
— То — фильмы. Впрочем, мужчины — всегда подростки с маргинальным уклоном. Боже, неужели я доживу до ванны и душа?
— Да… Пора, идем. До послезавтра!.. Чил.
— Непременно, Рик! Ваш номер четырнадцать двадцать пять? Я позвоню.
— До свидания. — В самое последнее мгновение я спохватился и успел его тормознуть вопросом:
— А как же вы умудрились избавиться от телохранителей? Им же запрещено подчиняться вам в этом вопросе?
— Вы правы, да, запрещено. Очень просто: я дал расписку в том, что временно прошу исключить исполнение пункта такого-то из нашего контракта номер такой-то с охраняющей меня фирмой такой-то. Вы даже не представляете, как хочется иногда побыть простым человеком.
— Иногда? Иногда — да…
Следующий день мы с Шонной провели как и собирались, в экскурсиях и покупках, а ближе к вечеру задумались: позвонит, или не позвонит?
— Может, сами позвоним?
— Нет, Ши, не хочу. Кроме того, с «люксом» внутри отеля соединяют только через коммутатор, мы же не знаем, под каким именем он в «ключарне» зарегистрирован. Забыл если — значит забыл, имеет полное римское право. Он ведь звезда, суперзвезда, представляешь, сколько в мире есть желающих свести с ним знакомство?
— Да, Ричик, конечно же ты прав. Но в любом случае — он был с нами очень мил и прост.
— И мы были очень милы и просты по отношению к нему. Не вздыхай.
— Да уж! Особенно ты. Надо же: «зашибись». Так подворотней и пахнуло.
— А ты сама только что повторила это невеликосветское слово.
— Повторить — вовсе не значит держать его в своем активном лексическом запасе… Рик! Возьми скорее!
— Але? — поворачиваюсь к Шонне и киваю: он!
— Да… Чил. То есть абсолютно. Угу… Мы тоже так думаем. Да, Ши? К десяти ноль-ноль соберемся? Хорошо. А, быть может, тогда не у рецепции, а прямо на улице, у тех двух пальм, возле парковки? Отлично. До завтра… Передам, она вам тоже…
Положил я трубку, да как хлопну я ладонью об ладонь: не забыл!
— Порядок.
— Что, согласился?
— Ты же слышала. Привет тебе передает. — Ши тоже в ладоши захлопала и даже подпрыгнула.
— Слушай, — говорю, — Шонна, а не из-за тебя ли он так с нами суетится? Знакомство, походы, то, се…
Я почти в шутку так сказал, но смотрю — порозовели щечки у жены, похоже, и она не исключает эту версию. О, как меня вдруг кольнула ревность! Впервые в жизни по-настоящему пробила. И сразу понял я, почему в истории человечества любовь непременно отождествляется с сердцем: прямо под левый сосок меня ужалило, острым и холодным.
— Если что — убью обоих.
— Господи, Рик, ты просто сумасшедший! Боже ты мой! Как ты мог подумать даже… Рик!
— Как мог, так и подумал. Была бы ты мне никто — не подумал бы, небось.
— А я тебе — кто?
— Да, кто. Ты и дети — смысл моей жизни, и я вас всех люблю. В том числе и тебя.
— «В том числе»! Ты неисправим, Ричик… «В том числе»… надо же… какое большое женское счастье…
— Ладно, извини. Люблю. Дорожу. Ревную, вот.
— В таком случае, закрой глаза.
— Не буду.
— Ну, пожалуйста…
— Зачем это?
— Ричик… — Я, по опыту прошлых размолвок, провижу дальнейшее, но послушно закрываю глаза и тут же получаю несколько чмоков в нос, в щеки, в губы…
— Я тебя очень люблю и никого в мире мне больше не надо. Никаких Чилли Чейнов.
— Ага! Испугалась!
— Нет, ты все-таки ненормальный. Да, представь себе: испугалась. Да, и все равно очень тебя люблю. Если бы я ревновала тебя с такой же силой и по таким же поводам, я бы давным-давно сгорела как спичка.
— А ты не сгорай.
— А ты не давай повода.
— Хо! — я еще и виноватым остался!
— А кто из нас пошел знакомиться? Кто на меня кивал и ручкой махал?
— Он. Я только сказал, что это ты первая его рассмотрела под маской и бородой.
— Почему — маской?
— Потому. Под очками. Хватит отвлекающих дискуссий, марш в кровать. Завтра рано вставать, а у нас еще секс впереди…
— Ричик, ну почему ты такой неромантичный? Секс… Ну разве так можно?
— Хорошо. У нас впереди половина ночи, напоенная ароматом цветов, любовью и фрикциями. Примерно до часу. Пойдешь в душ, или я первый туда?
— Ты неисправим. Давай, ты сначала, а то я долго…
Если интересно знать, первым на место встречи, под пальмы возле отеля, пришел Чилли Чейн, однако же и мы с Шонной ни на миг не опоздали, явились ровно, под бой часов, как говорится.
Идти мы решили все-таки в Солнечный, на запад: и путь проще, и расстояние восемь километров вместо одиннадцати. А пляжи и там попадаются на пути. Вот только перспектива купаться голышом на диком пляже — сегодня — ну совершенно меня не вдохновляла. Впрочем, как раз и Шонна…
— Но ты точно в порядке?
— Точно, Ричик. Ты же знаешь, у меня легко это все проходит, плюс я таблетку выпила. Клянусь, я в полном порядке.
— Тогда вперед, времени без трех минут десять. Некрасиво будет опоздать.
— Я готова.
— И я готов.
Мы изложили Чилли цель и структуру путешествия, он был в полном востороге. Ну, мы и пошли: у меня заплечная сумка, у него заплечная сумка, поменьше моей, что естественно, у Шонны фотоаппарат. Но моя девочка и безо всяких грозных взглядов с моей стороны не торопится щелкать виды окружающей природы на фоне Чилли Чейна, хотя в фотоаппарате именно с этой целью заряжена чистая пленка, да другая, ей на смену, в сумке дожидается. Все должно быть естественно. Да оно и было естественно: в отсутствие всей этой журналистской братии из великосветских «гламурных» изданий, вне досягаемости орд сумасшедших фанов, человек иначе держится, иначе выглядит, иначе говорит. А Чилли обаятелен, спору нет. Ну, идем, такие, обсуждаем сотни всяких пустяков, Шонна взялась за фотоаппарат, но — корректно, не придерешься… Пляж по пути попался — мы туда. Шонна отказалась купаться, хотя, коза такая, не преминула раздеться до купальника… А мы с Чилли нанырялись вволю: он тоже любит это дело. Странно, что маска-очки у него ничуть не лучше моей, такого же класса. А почему бы и нет, спрашивается? По здравому размышлению, оно бы и естественно, у меня маска очень даже качественная, не из дешевых, да эти проклятые великосветские хроники все кости проели: так и представляется нечто невообразимое, сшитое на заказ из лучших в мире кусков резины, украшенное жемчугами и расписанное покойным Энди Уорхолом…
Оделись, дальше пошли. Тут только Чилли и решился меня спросить, почему я в джинсах хожу? Сам-то он, и Шонна, как положено, — в легких шортах…
Да, а я в джинсах, длинных, даже по колено не обрезанных… Я никогда шорты не носил и не ношу, в любую жару — в длинных штанах. Черт его знает — почему так. Может, с детства засело мне в голову представление, что короткие штанишки — удел маленьких маменькиных сынков… Может, еще что. Чилли выслушал мои невнятные объяснения и захохотал: он, грешным делом, посчитал, что я скрываю с помощью длинных штанин какой-нибудь физический или косметический дефект, но до поры корректно не обращал на это внимания… Нет, ноги у меня в полном порядке, без дефектов: до земли достают, почти прямые, мускулистые, волосатые, без выбоин и татуировок — все что надо. И у Чилли ноги не хуже моих, хотя и не столь заросшие. Зато у него грудь волосатая, а у меня — ни фига. Впрочем, может быть, и у меня прорастет когда-нибудь… Чилли постарше меня лет на десять, в этом смысле у него передо мной фора… А Шонна, утверждает, что наоборот, что ей нравится, что у меня грудь гладкая… Утешает, наверное…
Да, из-за нее, а главное, из-за Чилли Чейна, сегодня день не для нудистских пляжей, оно и к лучшему. Километров пять мы прошли, и опять на долгий привал, торопиться-то некуда. Тем более, что обратно мы дружно решили возвращаться на такси. Но зато не сразу, как в Солнечный придем, а когда захотим, вероятнее всего — ближе к вечеру, после ресторана, а еще лучше прибрежной таверны.