Надо выпить. Один разок, прощальный, так сказать. С тостами, с улыбкой: «вот была прежняя жизнь и я заканчиваю ее, как этот бокал. Вино выпито и впереди новая жизнь, обычная, так сказать, человеческая, как у всех…» Нет, вино безвкусное, надо хорошего коньячку, как тот был…
Человек сглотнул и остановился.
Так сказать… Как сказать? И что? Да, он возьмет полную бутылку пойла, без звездочек, но чтобы это был приличный коньяк, отхлебнет из него… один глоточек, но хороший глоток, на весь рот, чтобы обожгло напоследок…, а остальное недрогнувшей рукой выльет на землю. И спокойно пойдет по своим делам!
Мысль эта – выпить, вылить, развернуться и уйти – так захватила человека, что он уже не колеблясь долее и не размышляя над сомнительной логикой своей идеи, вытащил деньги из кармана, пересчитал, зажал в горсть и заторопился к магазину.
Ни разу за последние дни не покупал он еду, харчился где придется – и на трезвую, не больную с утра голову, ему это удавалось без особого труда. Сумел он и заработать, сдавая во «втормет» сплющенные пивные банки, по пятаку штука, и пустые стеклянные бутылки по сороковничку.
Человек знал, что есть люди, которые живут с бутылок, профессионально их собирают и сдают, но это надо местами владеть, чтобы без конкурентов, и опыт иметь. И цена должна быть подходящая. А он брал, когда на глаза попадались, да и пристраивал, куда придется. А все же три талера двадцать пенсов за два дня – на бутылках, да шесть на банках (он на свалке целый мешок нашел, ими набитый, уже сплющенными, прямо драгоценный клад…). Да червонец теткин, да талер с пенсами свой, издавна ждущий своего часа. Еще и на хлеб хватит, чтобы закусить.
Погоди-ка! При чем тут закусить, кто же один глоток закусывать будет? Нет, он просто купит хлеб и потом его съест, а последнему в жизни глотку – хлебом вкус перебивать? Не смешите, граждане…
– Мне вон ту, за двадцать…
– Ого, мелочи-то сколько… Что, папаша, на паперти стоял? Давай, ты нам будешь мелочь поставлять?
– Не твое дело.
– На. – Сердито бумкнула поллитровка о полый прилавок, и самый звук выражал презрение неказистому покупателю, но это уже было не важно…
Человеку едва хватило терпения пройти две сотни метров до пустыря, потными трепещущими пальцами открутить винтовую пробку…
Глоток! И еще один, побольше, и еще… Стоп, стоп, ты что делаешь… Человек поперхнулся догадкой: сам себя обманул… Однако первые волны блаженства ударили в мозг и желудок, сразу захотелось сесть, закурить и хлебнуть еще… Надо было не хлеба, а сигарет взять. Погоди, так хлеб как раз и не куплен, тогда, быть может, встать и… Человек хлебнул, потом опять… и, не в силах противостоять вспыхнувшей в нем жадности, еще и еще… Надо оставить полбутылки на потом…
«Уже меньше, чем полбутылки осталось…» – это было последнее впечатление, которое сохранилось в проснувшемся человеке от предыдущего дня… Тот же чердак, та же вонь, те же спазмы в горле, в висках, в мышцах ног.
«Пятница. Почему пятница? Ведь четверг должен был быть? Или суббота?..»
Но была пятница и человек знал это. Дряблые ладони привычно обшманывали карманы – пусто. Надо внимательно оглядеться по сторонам, бывали случаи, когда по пьяни похмельная «халка» или деньги вываливались и лежали тут же, возле тюфяка. Конечно, ничего не лежит…
Человек привидением бродил по чердаку, к туалетной дыре и обратно, умывался, щурился, вглядываясь в каждое пятно на полу, а трепещущие руки его все обирали и обирали с плеч и груди невидимый мусор… «Лишь бы „белочка“ не началась, беленькая горячечка…» Надо выпить. Надо идти и искать выпивку. Тут уж ничего не поделаешь, такова жизнь. КАКОВА ЖИЗНЬ??? Что это за жизнь? Это совсем не жизнь, я не хочу так жить и вообще не хочу жить. Пусть я умру. Человек, кряхтя, завалился на новый тюфяк, тоже уже заляпанный чем-то мерзким – не мочой ли? – и приготовился умереть.