– Ты же говорила – шестнадцать выходит на круг, вместе с водой и электричеством, а до двадцатника округляем тебе за труды.
– А вдруг ты почем зря электричество жечь начнешь, – нашлась Патя, – дело-то к зиме катится.
– А батареи на что? Или не греют? – Патя замялась.
– Да греют, куда им деваться, но котельной-то не я заведую. Хорошо, пусть двадцатник. Сто пятьдесят и двадцать… куда я очки-то девала…
– Сто семьдесят.
– А, вот они. Сто пятьдесят и двадцать… Всего – сто семьдесят. Вот, погляди. – Патя развернула калькулятор, чтобы Сигорду было видно. Тот безропотно поглядел и кивнул.
– Результаты совпали. Что у нас дальше?
– А чего дальше? Гони монету – и вот тебе ключи. С сегодняшнего дня счетчик и пошел. Сегодня тридцать первое, значит…
– Э, нет. Счетчик пойдет с завтрашнего числа, я с собой наобум деньги не ношу. Завтра с утречка, часиков в девять – другое дело. Я приду, расплачусь, возьму комплект ключей…
– Да комплект-то – два ключа. Вот они, смотри: один…
– Завтра, Патя, завтра покажешь. Видишь, смеркается, мне нужно упаковаться и подготовиться. Завтра в девять будешь здесь ждать?
Патя разочарованно буркнула какое-то ругательство и перекрестилась.
– Буду. Не обманешь сам-то?
– Нет.
– Ну так что тогда и разговоры городить? Иди, собирайся да пакуйся, а я подмету, стол и плиту протру, да к себе поползу. Действительно уже темно. Было лето – а как не было его. И за что нам такая тоска? Без радости люди стали жить, не весело, не то что раньше.
– Это оттого, что раньше люди моложе были.
– Как это?
Но Сигорд не стал объяснять – как, и закрыл за собой дверь. Кстати говоря, дверь-то хоть и деревянная, но тяжелая, основательная, пинком такую запросто не выбьешь. Замок поменять бы, да… Потом видно будет, на чем можно жадничать, на чем нет. Сначала заселиться надобно.
Деньги, если честно, лежали при нем, сотня одной бумажкой, да другая сотня десятками и помельче. Но жалко было денег и страшно было сделать последний бесповоротный шаг. Заплатил бы – уж не вернуть, заселяйся. А так – хоть иллюзия есть, что все еще можно переиграть, отказаться. Оставить как есть? Слово? А что – слово? Кто слышал, как он его давал? И как можно верить слову бездомного алкаша, который и имя-то свое, при рождении данное, вспомнил едва-едва? Да и вообще, слово не ворон, глаз не выклюет… Нет, нет, конечно, ни от чего он не откажется, ни от слова, ни от съема квартиры, это он так шутит самому себе… Но все равно страшно.
Собираться, собираться, собираться… А нечего и собирать. Только деньги. Лежанку он не возьмет и корыто тоже. Бутыли… Вот бутыли жалко оставлять, десятилитровые, с винтовыми крышечками… Нет, там есть водопровод, хрена ли ему крышечки и вода в пластмассе. Шмотки. Ничего… почти. Только то, что на нем и еще штаны одни, рабочие и сапоги рабочие, грязь месить.
А сковородка? Неделя с хвостиком, как она у него… О, мама дорогая! Сковородка тяжеленная… ломы ее носить, да и смысла нет. Купил, попользовался один раз и пустил в расход – мультимиллионер, называется. Сколько чугуна не досчитаются плавильные заводы «Норсстилла»!
Патя со своего плеча предоставляет ему сковородку и чайник. Зато ложку, вилки и ложечки надо взять, столько алюминия грешно бросать на произвол судьбы. Бритвенный прибор не забыть ни в коем случае. Кружки. Все три надо взять, все три. Чай, кубики, сахар… Что еще? Все, что ли?
Дом вслушивался, вдумывался в бормотание человечка и отчего-то забеспокоился. Что-то было не так. Дом ясно помнил, как человек приносил все эти предметы, один за другим, раскладывал их дрожащими пальцами, прятал, чистил, теребил… Бумажки, которые в стеклянной и жестяной банках прячет, так вообще чуть не языком ласкал. А теперь вдруг хватается он то за одно, то за другое, какой-то тюк свил, веревкой перевязал… Раньше чуть ли ни спал в обнимку с этими белыми канистрами – теперь пинает. Что-то непонятное и плохое происходит посреди глубокой ночи, спать бы уже давно пора. А дом не спит, потому что человечку не спится. Хоть бы он, человечек этот, в кошмарах кричал бы, стонал бы, все лучше чем так вот по чердаку маяться. Нет, не засыпает…
Сигорд не то что не спал – он глаз сомкнуть не мог. Впрочем, и не пытался. Деньги – он их уже четырежды пересчитывал, даже это ему опротивело сегодня. Три восемьсот двадцать, включая бутылочный урожай, минус проставки и прочее. Вещи собраны, спать не хочется. Сигорд подумал немножко, поморщился от досады и принялся распаковывать собранное, искать заварку, сахар, кружку, ложечку… Потом все это надо споласкивать… Впрочем, почему бы и нет? До утра далеко, надо же чем-то себя занять?