— Трогай, Анджело. Что? Да, домой.
Но сказанное не пропало втуне: Сигорд, сам не зная почему, уверовал безоговорочно и затаился. Яблонски по десять раз переспрашивал, ковырялся в мельчайших нюансах того, каким тоном и в какой последовательности звучали слова с обеих сторон, кто как сидел-стоял, и как глядел… Вплоть до цвета носков, на которые Сигорд почему-то ни разу не догадался поглядеть… Но и Яблонски ничего более-менее логичного и конструктивного придумать не смог, только брови задирал выше некуда и нижнюю губу выпячивал — верный признак беспокойства и растерянности.
Уходили драгоценные дни ранней весны, пошла трава, вот уже почки на деревьях набухли — только лопаться им, залив и Тикс с каналами и рукавами вполне прочистились ото льда, снег сугробами — разве что в глубине парков остался, но все-таки это еще была весна и Сигорд, вслед за Тиксом, потихонечку оттаивал от пережитого.
Однажды утром, за завтраком, он решил вдруг, что пора, что надо съездить и навестить дом, тот, который дал ему приют на чердаке, укрыл от людей и непогоды, сберег ему жизнь и здоровье. Яблонски мгновенно учуял, что Сигорд вроде бы и в норме, а все же не в своей тарелке:
— Может, вам не ездить никуда? Устройте себе выходной. Выберете себе фильм — у вас очень богатая фильмотека, даже я не в силах пересмотреть ее всю… Кстати говоря, подобрал я ряд островков, более-менее подходящих, выбирать из которых придется лично вам, либо вместе будем смотреть. Но уж точно, что без вас дальнейший выбор невозможен.
— Разве? Не хочу фильмов, и отдыхать не от чего мне, я и так все время отдыхаю. А чьи эти острова? Наши?
— Один наш, но он в Атлантике. Два штатовских, один французский, один филиппинский, два чилийских… Один — вообще из лилипутского архипелага. В Тихом океане, как просили, в тропиках.
— Это будем смотреть. Наш сразу можешь вычеркнуть, ибо Атлантика, и вообще… А вот чилийские и «лилипутские» посмотрим поподробнее. Но понимаешь, Ян, острова — это стратегия, а мне оперативно, что называется, не работается и не отдыхается…
— Тогда играйте. Загрузите на биржу немного денег и играйте вволю, как говорится: ва-банком от инфаркта. Миллионов сто вкачайте, чтобы не даром время тратить. Риск не велик, и прибыток не велик, но зато вы при деле… И девицам своим вы что-то давненько кастинг не устраивали… Кстати, вы обещали познакомить меня с Вандой Вэй, помните?
— Помню, но только она уже сто лет как не девица. И… может быть, лучше с кем другим? Не с Вандой?
— При чем тут сто или не сто? Мне она как актриса нравится, во всех ролях, поздних и ранних, не все ведь такие циничные, как вы. Хорошо, пусть не с Вандой. Ой-й!.. Конечно не с Вандой, я же забыл… Хотите, в биллиард?
— Нет, съезжу кое-куда, развеюсь.
— Куда, если не секрет? Можно, я вам сегодня компанию составлю?
— В город, к заливу. Я тебе уже говорил однажды про мелкую недвижимость, типа, каприз.
— Так я съезжу с вами?
— Э-э… Нет, Ян. Ты знаешь, я всегда только приветствую, когда ты удостаиваешь меня своей компании, в прошлый раз сам туда приглашал, но сегодня совершенно особый случай. Ни близкие, ни домочадцы мне в этом деле не нужны…
— Ну, как хотите.
— Да погоди ты обижаться, Яблонски. Потом я тебе все расскажу и покажу, если не забудешь, а сейчас я и сына родного бы не взял. Представь себе, случаются иногда такие вот взвихрения в голове и в сердце человеческом. — Яблонски приопустил брови, в знак того, что принимает аргументы и больше не сердится на дискриминацию. — Пора ехать, еще курну на дорожку.
— Мотор подан.
— А…
— Вот она.
— Да я не про пепельницу. Что у нас на обед?
— Закуски, салат, первое, второе, третье и десерт. Не считая напитков. Сам точно не знаю — что, меню пока не составлял. У вас будут пожелания?
— Н-н… Да, будут. Предусмотри на троих. Хочу позвать сына, у меня к нему очень важное дело. Время обычное, между четырьмя и пятью пополудни. Рику я сам позвоню.
— Хорошо.
Пробки, пробки дорожные… Что толку в миллиардах, если не можешь позволить себе ежедневную подземку? Сигорд позволил себе дважды сойти в народ: первый раз с Анджело, второй раз с сыном — очень ему не понравилось давиться в толпе, держась за карманы! Оказывается, он отвык от тесного соседства с человеками и привык к комфорту. А тут ему и на ноги наступили, и в спину пихнули, да не единожды! И смотрели как-то так… Он, видите ли, чересчур дорого одет для подземки — это ему сын объяснил. И что там такого в его одежде? Пальто дорогое, да, но простое, лэйблы отовсюду не торчат. Шарф — обычный шелковый. Штиблеты… Дорогие, да, но кто там в толпе их видит? Наощупь наступают. Дышат, ворочаются, в один бок упрутся, в другой… Сесть и не надейся — посадочные места, небось, по наследству передают! Но ездил ведь когда-то, в подземке, и на трамваях, и в автобусах с троллейбусами — и не роптал. А попозже, в бомжиный период, и общественный транспорт был для него недоступною мечтой: шел себе пехом, не в силах заплатить за проезд, не смея думать, что хорошо одетые граждане позволят ему тереться меж них своими лохмотьями… Кто был нищ — тот не забудет. Моторы, лаковые штиблеты, поклоны со всех сторон… А когда-то… Это когда-то — до сих пор в нем сидит, ногами не выбьешь. Вот почему у него, при всех его миллиардах, нет ни кошки в доме, ни собаки, ни пичужки малой? Все дело в голоде, который навсегда вьелся в его кости, в его биографию, в его память… Давно он обменял его на аппетит, а голода не знает, но до сих пор не путает. Разницу между аппетитом и голодом самым верным образом определяет наличие в доме несъедобных домашних животных, которые в свою очередь, как ни горько это понимать по опыту поколений, не просто маленькие наши друзья, а и съедобные домашние резервы. Простой человек не имеет об этом представления, а Сигорд, во дни былые, не раз и не два заглядывался на упитанных левреток… На крыс пытался охотиться… Об этом стыде никому не расскажешь, так что теперь — ничего и никогда! Не честно было бы заводить зверушку, думая о ней, как о потенциальной… Вот если бы на природе, иметь свой заповедник, где все свободны и веселы… В городе — даже и лимузин с шофером не ограждает тебя от остального муравейника. Сын смеялся, конечно, вспоминая поездку в народ, ругань и толчки, а охранник Анджело — тот испереживался: а ну как босс вообразит, что он плоховато справляется со своими обязанностями? Да чтобы эту толпу отсечь-отпихнуть от сиятельного тела — целая рота телохранителей надобна, и той мало будет, когда толпа в час пик попрет на перроны! Сдержи, попробуй! Сам бы Анджело ни за какие коврижки не поменял бы лимузин с шофером на подземку! Опаздывать Сигорд не любит, видите ли!.. Никто не любит, а всякое бывает, в том числе и пробки. Сиди себе на заднем сидении, спи, телевизор смотри, дела — по телефону решай. Надо будет — Яблонски обед прямо к мотору принесет, в пробку. Неймется старому, опаздывал он… Однако, вроде, не рассердился на то, как Анджело справлялся в метро, и сказал, что впредь в эту вонь и грязь не полезет, лучше в моторе переждет. Это разумно. Анджело коротко глянул в зеркальце — смирно сидит хозяин, глаза прикрыл… Может, дремлет… Но уже и не ерзает, не предлагает подземным транспортом… Эта пробка — не пробка, через минуты три-четыре пересекут они Замковый мост, сразу же налево — и поедут, а не поползут…