– А не врут ли, насчет… Ну, убил Президента, ну сбежал, но на одном этом авторитета не построишь?..
– Мог и не убивать, авторитета бы ему не убавилось.
– Хорошо, иначе спрошу: не легенды ли – все эти шорохи вокруг него? А реальный человек…
– Не легенды. Мне лично доводилось… краями… иметь дело с важными людьми, которым требовалось третейское решение, за каковым они обращались к урке, к твоему… Стивену… И безропотно его принимали, Рик. Вместо того, чтобы попытаться выдать его властям и обрести многомиллионный куш, либо немедленное прощение за любые собственные грешочки. Не легенда – а живая легенда, по слову которой – на Марсе достанут. И вряд ли ты и я сумеем обеспечить охрану себе и своим близким лучше президентской. Ты меня понимаешь?
– Это-то я понимаю, все верно.
– Слышал про старых урок, про Ванов?
– Слышал, но они – уж точно легенда, выдуманная Службой.
– Может быть. Но – мое мнение: забудь. Захочешь разбираться и воевать – препятствовать не стану, даже ненавязчиво помогу в приемлемом информационном формате, но – предъявят если – вынужден буду от тебя отказаться, глазом не моргну. Не из трусости, Рик…
– Да. Глен… Разве я когда сомневался!.. Знаете же, как я благодарен, без закоулков говорю. Я крепко подумаю, горячке волю не дам, обещаю. Скорее всего, приму ваш совет. Просто – легче жить на свете, с мечтою о справедливости и отмщении.
– Ок, дружище, ты же знаешь, как мы тебя ценим. Живи, работай, процветай, расти нам на смену, в конце-концов, ты же еще молодой… А справедливость… Справедливость – это истина, которая легла в нашу чашу весов…
– …а несправедливость – удача, которая ошиблась дверью. Да, хороший фильм, хорошие слова.
– Тоже видел?
– Да, Глен, и даже одного из авторов знаю. Счастливо!
– Туда же.
«Ты еще молодой…»
Я молодой? Нет, я уже старый. Молодой – это не только, когда рубашка на плечах трещит, а не на пузе, это не только эрекция – которой только свистни, это даже не календарная юность по паспорту… Молодой – это когда вся жизнь впереди, а позади – только скорлупа яичная, из которой ты с радостью и без сожаления выбрался… А когда твое счастье поселилось в прошлом, и впереди ничего равноценного тебя не ждет… Эх…
Я регулярно вижу детей, и они мне рады. Но чтобы они горевали при расставании, или хотя бы сожалели, вслух бы выражали сожаление – нет такого. Вслух-то и я не сожалею, не в обычае у нас…
По-настоящему я перепугался за себя позже, когда после многомесячной паузы сел однажды к компьютеру, сдул пыль с недоделанных файлов, ухватился за плоттер-перышко… И – не можется мне!.. – плоскую рожицу нарисовать не могу, не то чтобы там что-то серьезное… Не мои руки, и глаза не мои! Вот где я прочувствовал в полной мере ощущения людей, поддавшихся бесу паники! Это как если бы вы шли, спешили домой, под уютный абажур, в окружение родных и близких вам людей и вещей, а вместо этого, за поворотом ключа открывается перед вами музейчик восковых фигур, полная копия вашего домашнего уклада, но – неживая копия, которая вас не слышит и на вас не реагирует.
Дело было вечером. К отцу мне совершенно не хотелось ехать, с матушкой я накануне, два вечера подряд, участвовал в жарчайших просветительских беседах, пассивным спарринг-партнером, правда… Уж она меня воспитывала, уж она… ее обличала…
С работы я вернулся – восьми еще не было. Что делать в такую рань? За окном темно и пасмурно… Телевизор – видно, не дано мне его полюбить, хоть и холостяк. В последние годы, я редко смотрю там что-нибудь, кроме рекламы. Это значит, что из нас троих кто-то ненормален. Троих? Ну да, включая меня, телевидение и рекламу.
Рисовать буду.
Сказано – сделано, уселся. В состояние паники я вошел – половины десятого еще не было, кое-как взял себя в руки – ближе к трем часам ночи. Преодолею – решил. Одним словом, спать я в ту ночь не ложился и был к утру совершенно тупой и временно счастливый: башка трещит, в глазах соль с перцем, но штрихи, цвет, контур – кладу уже на тройку с минусом. Даже свой парабеллум изобразил, на плоскости, правда, двухмерной проекцией, в три четверти ракурсом. Но и то хлеб! А потом опять антракты… Все думаю: сегодня приду с работы – и сяду. Завтра погощу у матушки – и плотненько засяду… Съезжу со стариками на природу – и, обогащенный пейзажами и деревенским кислородом… Завтра перетекают в послезавтра, те на конец недели, а потом в начало следующей…
Матушка моя очень меня любит, но не так-то просто мне с ней стало: как приеду – все поначалу хорошо, супчики-котлетки, подушечка под спинку, важные новости из телесериалов… А потом непременно разбор полетов, разъяснение мне моих ошибок, главная из которых – неудачный выбор спутника жизни, о чем она предупреждала и намекала чуть ли ни двадцать лет назад…
– Мама, ну что ты такое несешь… Да мы двадцать лет назад еще в школе учились…
– Да и в школе, представь себе! Судьба закладывается с детства. Но если ты считаешь, что твоя мать ни на что не способна, кроме как нести чушь…