– Хм... Что-то в этом... я подумаю. То есть, если бы мраморный Давид умел поворачивать голову на шарнирах, и потряхивать пращой, почесывать чресла – это бы стало развитием скульптурного искусства?
– Грубо говоря – да. При условии, что каждый застывший миг этого почесывания или поворота головы – с любой точки обозрения – равноценен по мастерству тому единственному, сегодня для нас запечатленному. Секундный поворот головы – череда из двадцати четырех шедевров (видимо, Рик имеет в виду кинематографический стандарт восприятия, 24 кадра в секунду – прим. авт.), которые бы Микеланджело выбивал бы, надрываясь, из кусков каррарского мрамора.
– Чудовищно! Тогда, с этой вашей точки зрения – бесконечная одномерная линия моих допотопных знаков, символов и пробелов, вообще принадлежит геологической эпохе Силур, если не глубже. Знаете, продюсеры о них точно того же мнения.
– Почему именно Силур?
– Звучание нравится больше, нежели какой-нибудь Ордовик. Я подумаю, спасибо.
– Но вы обещали некую совершенную истину «от Мака Синоби»?
– У меня их нет, не перевирайте, Ричард. Но изречение, которое, на сегодняшний день... Сейчас вспомню точно: «Плод от Древа познания не может быть приторным и не должен быть жёлудем».
– Неплохо. Говорят – он фига, плод этот, первоисточники так утверждают.
– Может быть. Ричард... Не мое дело... Но...
– Да, я слушаю, Мак? – Синоби улыбнулся мне – а это редкая штука на его лице.
– Не вздумайте стать женоненавистником. – Терпеть не могу нотации, советы и сентенции в адрес моих представлений о жизни, и влезание в мою личную жизнь, но на Мака я и не подумал обижаться, изредка он умеет быть обаятельным и тактичным.
– Ха! А я и... Мак, но вы же сами оголтелый мужской шовинист. Вы только вспомните, что вы тут мне наговорили про женщин!
– Ничего плохого я про них не говорил. Женщины абсолютно правильно считают себя лучше мужчин, и не их вина, что они ошибаются в этом.
– Ну вот, видите? Опять шовинистические парадоксы пошли. Мутным валом.
– Что – видите? Я много старше вас, Ричард, я люблю женщин, и не мыслю без них своей холостяцкой жизни, и реально считаю их самой ценной половиной человечества. Но знаю, что каждая из них способна обмануть и обязательно обманет, либо непременно попытается это сделать. Не говорю – предать, ибо это слишком сильное слово для отношений между двумя человеческими половинками, но, повторяю, обязательно обманет своего мужчину.
– Что значит – обманет? Изменит ему с другим сексуальным партнером?
– И это тоже, как частный случай. Но в более общем смысле – сознательно совершит нечто такое, и не раз, отчего ее мужчина, узнай он об этом, будет шокирован, фрустрирован, потрясен и безутешен.
– Я подумаю, – передразнил я Мака Синоби, – спасибо.
К отцу пора ехать, но сначала в банк... Тоже мне, истины о женщинах... Как будто мы лучше...
– Мы хуже.
– Что... Э, Мак, вы что, умеете мысли читать?
– Нет, я не телепат. Но в физиогномике это называется: нехитрые на простоватом.
Вот же г-гадина писательская, а! Это у меня на простоватом – нехитрые. Мои мысли на моем лице. С-скотина нехорошая и желчная. И за что только его женщины любят? Нет, не хочу на него сердиться вслух, он и так ушиблен странностями своими.
– Боюсь, женщины о себе иного мнения.
– По поводу обманщиц? Ошибка. Это мужчины о них иного мнения. Любая женщина, Ричард, подчеркиваю: любая и каждая женщина, все до одной, согласятся с тем, что я сейчас озвучил, пусть втихомолку, не признаваясь – но все до единой, кто в здравом уме. И любой, сколь угодно беззаветный, уровень любви к партнеру эту истину не поколеблет. Непременно обманут или попытаются обмануть. Вот вам мужской девиз на дорожку: «Всегда настороже!». Но помните: никакая истина – не повод к женоненавистничеству. И кстати, по поводу парадоксов. Вы задумывались когда-нибудь – что такое парадокс?
– Нет, к счастью.
– А я – по долгу службы, что называется... Парадокс – это игра в прятки, ума со здравым смыслом. Быть может в них, в парадоксах, также есть элементы горячо любимой вами трехмерности?
– Может быть. Пока, Мак!
– Угу, до встречи!
Отец позвонил мне прямо в банк, встревоженный, и попросил как можно скорее приехать к нему в офис. Пришлось бросить начатое на середине – а нужно было поменять кое-какие реквизиты в документации «Совы» и получить немножечко наличных... Так вот наличные я взял, а возню с документацией попросил переложить на завтра...
Это самый-самый странный криминальный «наезд» из всех, что мне довелось испытать или изучать, и случился он с моим отцом. Тот сидел один у себя в офисе, а офис это располагается не в деревне «Дальние выселки», а прямо в центре финансовой подмышки страны: на втором этаже Бабилонской Фондовой биржи, за тремя рядами профессионально вышколенной охраны биржи! Пришли какие-то типы, три человека, один из них представился каким-то вымышленным именем, а двое не представились вообще, одного из двоих зовут Майк, вроде бы. И эти типы стали требовать от отца деньги, чудовищное количество денег. Когда отец мне сказал, какую именно сумму они хотят получить, я чуть не рассмеялся от неожиданности, потому что ее запредельность могла бы, при других обстоятельствах, смело послужить диагнозом чужого сумасшествия, но то, как профессионально были организованы все сопутствующие детали, веселью препятствовало. Этот Энди Уорхол, как он там себя назвал, главный среди гангстеров-визитеров, с необыкновенной легкостью проник на биржу и никто, абсолютно никто из охраны не видел ни его самого, ни ассистентов, морды у которых, по словам отца – сами по себе уже повод, чтобы объявить тревогу, их увидев, и всех троих немедленно сдать в полицию. Ни на входе их не видели, ни на выходе. То есть, кто-то видел, разумеется, но рты у всех причастных оказались надежно залеплены, я концов так и не нашел. Сигнализацию отключили, да не всю, а именно ту, что была подведена в кабинет отца. Что тоже, знаете...