– Здравствуйте, молодой человек. Я и есть Олга Бунаго, приятно познакомиться. А вас как прикажете звать-величать, господин детектив?
– Ричард. Просто Ричард. Но, честно говоря, я был уверен, что вы старше...
– Еще старше? Мне восемьдесят лет ровно, юноша.
– Да, но внешне...
– Вы жиголо, или детектив? – Вот сволочь. Эх, как меня раздражают все эти капризные старухи с фиолетовыми куделяшками, особенно если они вступают в права заказчиков непосредственно со мною... Надо было ей в лоб сказать: «я думал вы моложе, мне говорили, что вам всего восемьдесят».
– Второе.
– Тогда и ведите себя соответственно.
– Постараюсь.
– Ой... Вы обиделись... Вас прогневала ненормальная старуха с дурацкой прической на выжившей из ума голове... Чаю или кофе? Я не хотела вас обидеть.
– Кофе. Не обидели, но кусаетесь вы больно, сударыня, признаю.
– А что мне остается?.. Мария! Мара! Голубушка, принесите кофе этому юному господину. И не забудьте мой отвар. Пройдемте ко мне в будуар, господин Ричард, мне там всего комфортнее, да и до туалета ближе...
– Просто Ричард, сударыня.
– Да? Ну, тогда я просто Олга – и никаких графинь. Ведь я графиня, вы знаете об этом?
– Естественно, сударыня Олга, я об этом знаю, равно как и предупрежден о том, что вы не любите именоваться титулом.
– Совершенно верно. Все эти звонкие громкие титулы – они для Старого света, в крайнем случае и для Соединенных Штатов подойдут, – потрясать куцее воображение этих жирных и тупых лавочников, но у нас в Бабилоне...
– Отчего же, сударыня? И у нас в Бабилоне на титулы обращают внимание: быть бароном, или князем, престижно и всегда модно.
– Нет и нет. В Европе, при всех королевских дворах, имена моих благородных предков, маркграфов Бунаго, произносились герольдами благоговейно и с уважением почти тысячу лет подряд... Но... Даже для династий наступает рано или поздно время жить одними только воспоминаниями, и надо не упустить для себя этот момент, чтобы не стать посмешищем в глазах окружающих, чтобы не слышать комплименты, неотличимые от плохо скрытых издевательств, подобных вашему ознакомительному флирту со старой каргой из Иневии.
– Сударыня, я еще раз прошу меня простить! Но я не флиртовал.
– Олга. Попытайтесь звать меня просто Олга.
– Да, Олга. Ваш кофе великолепен – и это правда – но он в меня не лезет. Гм... Чувство вины за не совершённый проступок мешает.
– Прощаю вас, юноша. Пейте спокойно, я не умею долго сердиться. Зато способна долго бояться...
– Не такой уж я и юноша... Олга. Тридцать лет – это не восемьдесят, конечно. Однако и от восемнадцати отстоит на примерно равном от вас расстоянии...
– На равном? Вы не преувеличиваете?
– Увы, не преувеличиваю нисколько: юность так скоротечна. Какой у вас будуар стильный!.. – Тут уж я похвалил старуху с полной искренностью: если человек дворянин с тысячелетней историей предков, да денег куры не клюют – можно позволить развернуться хорошему вкусу: будуар представляет собою полуправильный восьмиугольник с четырьмя стенами, сплошь затянутыми штофом фисташкового цвета, угол каждой стены как бы подрезан, превращен в вертикальную ленту, но не настолько, чтобы плоскости, разбивающие каждый прямой угол на два равных тупых, могли именоваться стенами. Ширина каждой «стены-ленты» сантиметров сорок от силы... По миниатюре-офорту на каждой из них: «Времена года». Никаких ковров и гобеленов, только мозаичный паркет, дубовый, с редкими эбеновыми вставками, несколько пуфиков, кушеток, подушек, расставленных и разбросанных в продуманном беспорядке, возле единственного окна – зеркало на маленьком столике... На потолке непременная позолоченная лепнина, изрядных размеров люстра с висюльками, если не из бриллиантов, то, вероятно, хрустальная...
– Неплохо, да?
– Великолепно, суд... Олга, просто великолепно. Здесь-то уж у вас не будет сомнений в моей искренности?
– Самой нравится. Но перейдемте к делу, если вы уже утолили жажду. А я, с вашего разрешения, буду рассказывать и прихлебывать мой отварчик, прихлебывать и рассказывать, хотя вы и так, наверное, в курсе моей беды?
– В курсе, но я бы хотел послушать ваш рассказ, мне это может быть весьма полезным. И прежде чем мы приступим...
– Да-да?
– Я могу впоследствии рассчитывать еще на одну чашечку такого же напитка? – я кивнул на кофейник и улыбнулся. Говорят, у меня неплохая улыбка, но и комплименты женщинам никогда не стоит прекращать, надо лишь искать приемлемые формы...
– Да хоть залейтесь. Лишь бы дело сделали. Отчего-то я испытываю к вашим умственным способностям легкое недоверие. Может, оттого так, что вижу вашу привычку нравиться женщинам?
Вот ведь старая клюшка! Хотел бы я, чтобы у меня родная бабушка была такая же четкая и богатая: и наследство по ветру не развеяла бы, по шарлатанам да приживалкам, и само наследство – с габаритами. Но я ни одну из бабушек не застал, обе рано умерли, как и деды. В ответ на очередной подкус иневийской бабки-заказчицы, я улыбнулся и пожал плечами.
– Этого я за вас знать не могу. Но постараюсь, чтобы по результатам дела, ваше мнение обо мне, Олга, изменилось в лучшую сторону. Очень постараюсь, и не только из-за денег. Рассказывайте.
Бабка живет, вынуждена жить, с ее слов, на два дома: в этом – с утра и до позднего вечера, а ночевать ездит в другой, в четырех кварталах отсюда. Причуда эта родилась в ней из-за страха: в доме завелось привидение, призрак. Пока жив был ее муж, Олга Бунаго жила в своем родовом особняке и горя не знала, а как только муж умер, она стала бояться. Призрак ходит по длинному коридору второго этажа, от лестницы к ее спальне, мимо будуара, ходит почти каждую ночь, иногда и не один. Видеть его – редко кто видел, только иногда мерцала неясная тень, но шаги слышали многие. И полиция здесь дежурила, и священники кропили святой водой – ничего не помогает.