– Ты чего, мужик? Мы же по-доброму. Нельзя так обижать парней. У нас на севере такое никому не прощают.
– Я пока никого не обижал.
– Короче, если хочешь, чтобы все мирно было, выкатывай литровую, или дай денег, мы сами пошлем. И тогда все будет нормально, будет мир.
– Я очень подозреваю, братцы, что у нас с вами и без литровой сейчас все будет абсолютно нормально. – В одних трусах и босиком, у меня не шибко-то грозный вид, но многоопытную Ши моя кротость и безобидная внешность никак не успокаивают:
– Ричик, я тебя умоляю. Не надо никого бить, мы не для того сюда приехали. Я тебя прошу. Мы в отпуске, ты должен это помнить. – И уже к оболтусам обращается:
– Господа. Ради Бога, в такой день, чего нам делить? Вы такие хорошие ребята. Мы сейчас уйдем, и все, и пожалуйста...
Обормоты слушают ее и переводят вытаращенные глаза с Шонны на меня, и обратно. Но в драку пока еще не лезут, поэтому и я веду себя паинькой. Тут откашливается Чилли Чейн.
– К-хм... Молодые люди. Прежде чем мы начнем чистить друг другу морды, попрошу посмотреть на меня, ибо я хочу показать вам маленький пляжный фокус.
Чилли Чейн вдруг подпрыгивает и с места делает обратное сальто! Вот это да, только песок брызнул! Чил повыше меня сантиметров на пять, чуть потяжелее, да плюс постарше, и «упражнялся» на вязкой песчаной поверхности, без подготовки... Вот уж удивил: я, грешным делом, полагал, что он только в фильмах способен демонстрировать физические кондиции... Почему я так думал – даже не понимаю, сам ведь видел, что с «мышцой» у него более-менее нормально, жировых отложений самый минимум, простительный человеку, которому так далеко за тридцать, что почти под сорок...
Прыгнул в сальто господин Чилли Чейн и вызвал тем самым немую сцену среди всех нас. Господа хулиганы переглянулись молча и уставились на своего старшего, по имени Хозе, если верить вытатуированным буквам на фалангах пальцев правой руки.
Тот – тоже не Атилла и не Наполеон по таланту, с полководческими обязанностями не вполне еще освоился: стоит, глазами хлопает в великом умственном напряжении. Двое мужиков против них, но – здоровенные, страха не выказывают, на изнеженных городских слюнтяев с юга не похожи. Смотрят в упор, не суетятся...
– Денег мы вам не дадим, надеюсь, это понятно, чувак? – Я говорю это, стоя почти в упор «ихнему» Хозе. – Если понятно – расстанемся дружно. Понятно?
– Ну, а чего?.. – выдавил из себя чувак Хозе несколько междометий и стоит, не знает, о чем дальше думать, что говорить и как действовать. К счастью для всех нас, у меня уже созрел план выхода из создавшегося положения, и неловкой паузы не случилось.
– Решено? – говорю, и с размаху, от плеча вперед и вниз протягиваю ему пятерню, ладонью вниз, для рукопожатия. Он ее послушно берет, хотя и чуть подтормаживает, а я делаю захват кулаком его оттопыренного большого пальца и нажимаю, как на джойстик, только понастойчивее. Этот самый Хозе ойкает и садится передо мной на корточки, из последних сил стараясь не встать на четвереньки. Вот тут-то я отпускаю его палец и бью коленом в рыло. Разбил, конечно, а колену хоть бы что, я даже боли не почувствовал. В отличие от Хозе, который сел на шорты, распахнул колени пошире, держится за рот и мычит на песке. У остальных баклажанов оцепенение, однако, поскольку приступ медвежьей болезни никого из них не свалил, они вполне могут опомниться и первыми спровоцировать драку. Это же негодяи, маргиналы, у них вечно кулаки чешутся вместо языков, они не понимают, что значит жить, никого не задевая и не обижая...
– Эй! – говорю, – да, ты, с шаром. Ну-ка, дай его сюда!..
Главное – все делать уверенно и не давать им опомниться. У одного парня-полуиндейца, из шпаны, прыгал в руках круглый стеклянный буек, с маленький арбуз размером, он мне его покорно отдал. Привык, сучонок, что это ему трясущиеся обыватели бумажники суют, лишь бы не били их и отпускали обратно в цивилизацию...
А Хозе-то не прост: примолк и шевелится на песке, очухивается постепенно... Сидит, такой, кровь сплевывает, не торопится разговаривать, а сам уже зыркает на нас, прикидывает, кто как стоит... Может, булыжник нащупывает...
Но зачем мне второй раунд тупого кулачного кровопролития, да еще с риском повредить мировому кинематографу в лице великого Чилли Чейна? А тем более, Ши здесь, мало ли... Она одна мне дороже всей остальной половины мира... Лучше я нагнусь, мне не трудно, и выну парабеллум из сумки... Как я люблю, иной раз, эффектные, пусть и дешевые развязки! Короче, подбросил я стеклянный шар в воздух, в противоположную от Ши и Чилли сторону, да и выстрелил. К счастью, не оплошал, первой же пулей расколотил его вдребезги.
– Встал. Скоренько. Грабли врозь. – Встает. Ай, да Хозе, ну и Хозе, не даром главарь! Поднимается осторожно, обе руки на виду, пальцы врастопырку, чтобы видно было отсутствие песка и камней в коварных ладонях. Ну, явно ходка-другая к «хозяину» у него была.
– Построились по шестеро в ряд. Хозе впереди... Тебя ведь Хозе зовут? Вот так. Осторожнее, братцы, на осколки не наступите. Мальчик, да-да, с ирокезом, как тебя зовут? Том? Том, я тебя запомнил: встречу в следующий раз – коки отстрелю. И средний палец обязательно. Понял, да? Остальных тоже касается, но первую пулю – Тому. А вот Хозе – его последним задавлю, вручную, без милосердия. Всем внимание: по моему выстрелу – бежать до горизонта. Кто устанет в пути, либо осмелеет – не поленюсь и догоню. Да, да, догоню, что же я буду пули в молоко-то посылать с далекого расстояния? Патроны денег стоят... Сами знаете: местные собаки людей едят редко, но охотно. На старт... Внимание... Марш!
По-моему выстрелу они побежали... Могли бы и порезвее, честно говоря, да мне уж некогда было дисциплину им подтягивать, потому как женская половина человечества взялась мне выговоры делать. Все же я успел, выстрелил и в третий раз, и ребята подбавили ходу будьте нате! – им же не видно, что я в воздух палил.
– Рик! Ты испортил нам весь день.
– Я испортил? Я его спас.
– Чил, я прошу прощения за нас, вы не представляете только, что я с ним вынесла. Обычно он человек как человек, но иногда... Он хотел как лучше...
– Ни в коем случае! – Чилли Чейн даже остановился и картинно, эдак, взметнул руки в небо, как в том фильме про черного колдуна. Получилось забавно и несколько странновато, но – подействовало: Ши сразу же замолкла. А Чилли Чейн продолжил:
– Ни в коем случае. Уж чего-чего, а конфликтов на своем веку и домогательств от наглой черни я насмотрелся предостаточно. Ваш муж и мой друг – если мне позволено будет вас так называть (позволено, чего уж там... через несколько дней забудет, небось, как и звать сегодняшнего друга... Но – приятно, конечно же, я ведь тоже человек, со своим тщеславием...) – великолепно справился с ситуацией. Великолепно. Рик... Простите за нескромность, ваш пистолет зарегистрирован?
– Да, конечно. С работы взял, лицензия на него действительна по всей территории страны, не только в Бабилоне. Я же вам рассказывал...
– Тем более. Если вдруг на шум выстрелов прибудет полиция – остальное я утрясу, это не проблема. Госпожа моя, сударыня Шонна, вы должны быть счастливы, имея такого обаятельного и находчивого мужа. Равно как и он должен быть счастлив в браке с вами.
– Это точно. Но и она не жалуется, на самом деле. Обычно не жалуется, только иногда по пустякам, вроде этого. – Я вгоняю в Шонну такой взглядец, что она проглатывает ответ. Впрочем, даже самые грозные мои слова и взоры слабо на нее действуют, недолго, не внушают благоговейный страх передо мною, ибо никогда в жизни я не обижал ее грубостями и невниманием.