Вернулся я домой, как и обещал, засветло. Тут меня мое семейство прихватило по полной программе, насчет того, чтобы с завтрашнего дня я снял их всех с домашнего ареста. Они осыпали меня аргументами с ног до головы, грозили и улещивали, подлизывались и обижались, а я только тряс головой и ушами... и все-таки не выдержал.
– Точно, что у них занятия в школе? Ты проверяла лично?
– С Эллиной классной разговаривала, совершенно точно. Они распорядились удвоить на эти дни школьную охрану и нас просят проявлять бдительность.
– Гм, гм... А если мы не пустим их в школу... Тихо оба. Тогда что? Нарушение дисциплины?
– Нет, Ричик. Они сказали, что до окончания траурных церемоний – на наше усмотрение, но рекомендуют не сбивать учебный процесс.
– Ну, папочка, ну пожалуйста...
– Давай, отпустим их? Ричик? Они же весь дом разрушат? И мне тоже бы надо съездить по адресам кое-каким? Ну, разреши?..
– Сговорились за моей спиной... Интриганы. Ладно... Тихо! – я сказал. После уроков сразу домой, и только вместе. Понятно?
– Понятно!
– Ур-ра нашему папочке!
– Да, дети, иначе наш папа превратится в страшного черного зубастого зверя и всех нас съест. Так... галдеж прекратили! Дети!..
– А кто их из школы встретит, если тебе тоже надо куда-то ехать?
– Я и встречу. Утром провожу, бегом в редакцию, бегом обратно. А во второй половине дня никуда не пойду, ни за хлебом, ни за соком, буду следить за их автобусом.
– Договорились.
Вот так и выпадают из времени: ума не приложу, каким медом в школе намазано, что дети туда просятся, имея возможность «откосить»? Они объясняют, что дома скучно, если нет возможности выходить в гости, или принимать гостей, или просто гулять на улице... Это весомый аргумент... Но – все-таки странные пошли времена.
На работе у нас абсолютный застой, и даже заказчики «адюльтерного» отдела не качают права, понимая форс-мажорные обстоятельства.
Расстрелы гангстеров и всяких там грабителей, насильников, злостных хулиганов, схваченных на месте преступления, стали чуть ли ни обыденностью, прямо по телевизору дважды показали сцену казни, копию той, что мы наблюдали однажды ночью возле площади Победы. В силу этого, практически невозможно проводить никакие оперативные мероприятия ни по какой из наших тем: военные, дорвавшиеся до безнаказанного судопроизводства, – озорной народ, перепутают с преступниками, за руки, за ноги раскачают – и на Луну. Заказывай потом специальные молебны по невинно убиенному имя рек. Мой отдел – мог бы трудиться, казалось бы, но заданий сверху нам не спускают, я ведь нечасто работаю всю тему «от и до», в большинстве случаев – обтачиваю какую-нибудь вспомогательную деталь из общей чужой проблемы... Это означает, в свою очередь, что в обозримом будущем рассчитывать на премии не приходится, голый оклад – д-дзынь мелко-мелко... Хорошо еще, если сам оклад будет, без задержек... Впрочем, мгла потихонечку рассасывается: мобильные трубки основных провайдеров уже включили, хотя и с предупреждением, что они могут прослушиваться, в рамках проводимых розыскных мероприятий. И то хлеб. Мало-помалу, банкоматы заработали, но цены магазинные не хотят уползать обратно в кастрюлю... Вот вам и военная диктатура: цены на хлеб примять не могут. Будем надеяться дальше: как пообещал нам новый Господин Президент Мастертон, военные патрули, комендантский час, расстрелы и тому подобные чрезвычайные прелести – ненадолго, он ручается в этом перед нацией словом Президента. Поверим же ему – лишь бы поскорее.
А тут и суббота подошла... Была у меня мыслишка – взять кого-нибудь из ребят для подстраховки, но потом я же и устыдился ее: во-первых, нечестно будет, мы же с этим Борелем один на один договорились... А во-вторых – времена лихие: за эти дни «пожар-вокзал» на улицах слегка ослаб, но военных самосудов пока никто не отменял, мало ли – загремим в непонятное с этой дракой? Я, в таком бубновом случае, за себя и по делу отвечу, а привлеченный мною конфидент – за что? Даже деньги ведь не предложишь за такое, неловко... А если и предложишь, и если возьмет – на фиг мне такой секундант и союзник?
Короче, решил я сам-один ехать, на своем моторе. Существовал шанец, что этот малый отдубасит меня так, что и мотор меня слушаться перестанет, но – пусть уж будет эта вероятность, зато сразу после драки, если она пройдет благополучно, я как бы в укрывище окажусь, почти дома, а не потрепанным уличным прохожим, на всеобщий обзор открытым.
Таким образом, я, что мог, заранее рассчитал: прямо в гараже выбросил из мотора все, могущее показаться подозрительным, если, паче чаяния, меня на месте прихватят и обыщут, с Шонной попрощался обыденным образом, как всегда перед рабочим днем, а сам к парку.
Не знаю, сколько лет этой традиции, – бабкам-дедкам в том парке женихаться и невеститься, – но еще при родителях, когда они детьми были, тот обычай существовал, они рассказывали: как выходной – так до глубокого вечера гуляет в парке лихая орда, пьет, поет и пляшет, хрустя, под баяны и дудки. Редко когда забредают в веселое общество юнцы младше шестидесяти пяти, в основном там в ходу настоящая геронтофилия.
Успел я к полудню и чуть поранее, народу на вытоптанном загоне – в самом уголку, судачат и закусывают, пока еще без музыки и танцев...
Так... Ага... А этот капитан Борель не один пришел, в компании с напарником, или кто он там ему... Тоже здоровый лось, на полголовы меня выше. Секундант, что ли?
– Это Фил. Он будет сечь по сторонам обстановку, пока мы с тобой... Не возражаешь?
– Секундант, что ли?
– Вроде того. Ты как – пустой, или с приблудами?
– Я... Видишь ли, капитан, я блатного языка не понимаю, другой жизнью живу. Кастета при мне нет, ножа и цепей – тоже. О стволах мы еще тогда договорились при той встрече. А ты?
– И я пустой. – Борель вытягивает в мою сторону растопыренные ладони и я зайцем отскакиваю.
Оба они заржали, надо мною, конечно же... Типа, что вот, мол, еще до драки перепуган... Пусть смеются, а я из того исхожу, что в важном деле не до эстетики, там результат подавай, результат всему голова и основная цель. А что отпрыгнул – мало ли... Осторожность лишней никогда не бывает.
– Вон полянка, то что надо. Отойдем туда? – Эти двое туда головы повернули, потом друг на друга глянули...
– Подходит.
– Как будем махаться? Я лично – так как есть, в свитере, в ботинках... – Борель сдвинул кепку, почесал левую залысину, потом вообще кепку снял, напарнику отдал....
– И я так же. Ну что, совенок? До первой крови будем, или пока о пощаде не взмолишься?
– До беспамятства.
– До чего, до чего? – Это они почти хором переспросили.
– До полного вырубона одного из нас. Пока рылом в землю не уткнешься, чтобы тебя твой напарник на себе волок, как мешок с костями.
– Ага. Ну, меня, предположим, отнесут – а ты как же? Ежели, не дай бог...
– Бросите так лежать. Дождя нет, луж нет, мороза нет, не замерзну и не захлебнусь.
– Принима... – Этот Борель – не из бездельников и шустряк: ха! – прямым справа в меня!
Если бы я стоял, ресницами шевелил, ожидая, пока он окончит пустую фразу, то драка на этом бы и завершилась, на обоюдопринятых условиях и совершенно не в мою пользу. Однако я был настороже: поднырнул под его коварный выпад и провел тоже правый в корпус... И все-таки он был слишком скор: от его удара-то я ушел, а свой, нацеленный в солнечное сплетение, «запозорил», вместо того, чтобы пополам Бореля согнуть – неуклюже толкнул.