Сигорд вздрогнул: он все же каким-то дальним, глубинным своим нутром надеялся на чудо, на случайность, на фортуну, на… на чудо, сродни тому, которое однажды…
Железная дверь перднула от напряжения в петлях и впустила кого-то, Сигорд не видел – кого, он спиной сидел к двери. Но он знал – кого… Вот бы успеть умереть…
Вдруг сидящий детина, тот, кого Блондин называл Нестором, вскочил и замер с выпученными глазами, и Блондин словно застыл на месте.
– Как дела, ребята? Я так понял – упирается?
– Угу. Я думаю, может, отложить на пару дней, этот героический дух из него повыветрится. А пока молодому оттяпать чего по мелочи, на его глазах, чтобы этому лучше думалось. А?
– А ты чего думаешь?
– Я… я с Нестором согласен, подождать бы денек-другой.
– Может быть. Вы идите пока, отдохните, то, сё, а я сам с ним побеседую. Хорошо?
Оба Сигордовых мучителя, Блондин и Нестор, даже кивками не посмели выразить свое согласие, но без промедления ринулись к двери.
– Стоп. Так вы что, друг друга по никнеймам кличете? Вслух? При посторонних?
– Как?..
– Чего?..
– Никак. Никнейм – это, типа, временное погоняло у современного фратовья. Вот, например, твой никнейм был Энди Уорхол – чем он тебе не подошел? Неосторожность была проявлена вами обоими, после поговорим. Дверь поплотнее закройте. Я сам позову, когда надо будет.
– Добрый день, Сигорд.
– Добрый разве?
– От нас с вами зависит.
– Я уже все свое сказал, новостей не будет. Ни завтра, ни послезавтра.
– Да, я понял, что вы на испуг не повелись и уперлись накрепко. Нет, лучше я на ты буду звать-обращаться, мне так привычнее. Меня можешь звать Стивен, Стив. На ты, на вы – без разницы. Значит, примерную суть требований наших ты знаешь. Твою позицию я понял. Не хочешь никому служить, не хочешь ни от кого зависеть, и это твое нехотение крепче смерти. Так?
– Так.
– Имеешь право, сюда не лезу. Если же в другом не сумею тебя разубедить, чтобы ты оказал нам разовую помощь – убьем тебя и сына. Остальных родных и близких не тронем, это не конструктивно. Хотя бы по одному этому резону не тронем, что неконструктивно, так что можешь быть спокоен.
– Спасибо.
– Да, принимается. Это все от доброты моего сердца. Однако, я постараюсь тебя убедить в своей просьбе и ты должен потерпеть, выслушать мои резоны и аргументы, ибо это займет всего несколько минут. Хорошо?
– Мне-то что, говори, – я уже свое сказал, что толку повторяться.
– Почему присутствует странность в нашей просьбе? Поясняю, хотя ты и не просишь пояснений: эти шестьсот миллионов – не просто деньги, а… собранные с миру по нитке деньги, предназначенные на общие нужды. Иначе – общак. Ты слышал такой термин?
– Слышал. Гангстера.
– Н-не совсем, но, в общем и целом… Вот, это общак. В результате кризиса деньги общака, вложенные нашими структурами в бумаги для того, чтобы деньги работали, а не пылились, деньги эти – сами превратились в пыль. Несколько человек, толковые, честные по понятиям люди, уважаемые в своем кругу, в результате подобной досады потеряют авторитет и вполне возможно – жизнь. Я и сам буду вынужден стоять за подобную строгость, хотя всей душой против. Но принципы, на которых стоит наша… субкультура, назовем ее так, не позволяет заменить утерянное штрафом, пусть даже на сумму большую, нежели утрата. Ты следишь за моей мыслью?
– Слежу, что мне еще делать? Принципы вам не позволяют…
– Молодец. И вот эти принципы обрекают на смерть целую ораву хороших людей.
– Если этих двоих, что сейчас здесь были – мне не жалко.
– Нет, только одного из них. Но мне они все – как родные дети. Впрочем… Твои принципы – это я продолжаю, а тебе и себе напоминаю – не позволяют тебе пойти на поводу у наших принципов, даже под угрозой смерти тебя и твоих близких. Редко – но бывает. Очень редко так бывает. Но я лично встречал такое и убедился. У меня дилемма: стоять на своем и попытаться грубо переломить твое упрямство, или найти обходной путь. Предпочитаю второе. Вот мое предложение… Это ничего, что я так быстро сыплю аргументами и предложениями?
– Я слушаю.
– Ты помогаешь нам вернуть шестьсот лимонов прежним путем, через биржу. Мы, я – отпускаем тебя на все четыре стороны. То есть, после свершения операции ты полностью выпадаешь из сферы нашего внимания. Никаким образом – хитростью, хватанием за язык, ловко составленными фразами договора – мы не затронем впредь тебя, твою жизнь, твой бизнес. Как не было нас. Я обещаю.
– Так не бывает. Конечно, я хочу жить и еще больше хочу, чтобы жил мой сын. Но так не бывает, как вы… ты говоришь. Ни ты, ни я – уже не дети. Наверняка над тобой есть начальник, который отменит твое решение, либо сам ты нарушишь слово и меня обманешь.