– Может и отпущу, когда расскажешь, где научился на такие коньяки зарабатывать.
– Да это просто пузырь я нашел с винтом, закручивать удобно, а там на самом деле халка, я туда собрал.
– Угу, ага. Котам на помойке будешь яйца вертеть, а то я хороший запах от параши отличить не умею. Иди, говорю…
Делать нечего, пришлось идти.
В обезъяннике уже сидело двое бомжей, таких же потрепанных и старых. Они принюхались и завели было разговор, но человек был, мягко говоря, не в настроении и предпочел отмолчаться. Стекляшку с куском этикетки он побоялся выбрасывать, хотя умом понимал – надо бы. Но страх перед дубинкой и властью оказался сильнее.
– …Поджог и грабеж, папаша. Чо-нить желаешь добавить?
– Многовато, господин лейтенант, не было ни того, ни другого. Сам же видишь – не грабитель я.
– Вижу, что ты подонок и окурок жизни. Надо еще проверить «глухари»: не ты ли последний год маньячил в Центральном парке?
– Ну зачем вы так, господин лейтенант. Ведь я ни в чем не виноват, я клянусь…
– В парашном отсеке будешь теперь клясться. На парашу и на коровную мамашу. Где взял бутылку?
– Подарили. Сегодня утром.
– Врешь. Хорошо… Кто подарил, когда, при каких обстоятельствах?
Не стоило выдавать Нигера, ни к чему хорошему это бы не привело, уж это точно. При любом развитии событий, в составе группы наказание будет крепче: если сажать вздумают – срок длиннее навесят, если просто покуражиться – сами изобьют и меж собой стравят непременно… Признаваться никак нельзя, но и мученика из себя строить… Стыд – не дым… Тот случай, когда глаза не выест, надо спасаться… О, Господи, как я успел дожить до такого позора… Лишь бы только…
– Господин лейтенант, я вижу – дело серьезное вы мне вешаете, мне нужно позвонить.
Господин лейтенант выпучил глаза и рассмеялся от неожиданности, и патрульный, что привел человека в отделение, тоже засмеялся. Но лейтенанту вдруг пришла в голову мысль, что они нарвались на «спецслужбу» под прикрытием, попались «на живца» и со страху перед возможной катастрофой мозги выключились, отказались осознавать помойный запах, черные бугорки зубов, трясущиеся руки и щеки, никак не похожие на грим спецагента…
– Мы… Гм… Мы закон знаем, вот телефон, звони. Один звонок тебе положен.
– Фуэнтос, ну-ка заткнулся, пошел рапорт писать, подробненько… все как было… Понял?
Испуг начальства передался Фуэнтосу и он молча упал на стул в углу, лихорадочно зашуршал писчей бумагой…
«Господи! Господи, только не подведи! Ведь забьют, собаки, если не дозвонюсь… Слава, те, Господи!…»
– Рик, это ты? Это папа… Из полиции, тридцать первое отделение… Тридцать первое, возле «Двух Стадионов». Ни за что, честно… Спасибо, дорогой, ох, спа…
– Ну и что? – Лейтенант задышал, оттаял, да и какое к черту прикрытие, когда за километр видно: бомж и синяк. Еще и звонил кому-то… – Не во Дворец, часом, звонил-то? А? Папаша?
– Нет, сыну, сейчас подъедет.
– А сын у тебя кто?
– Тоже типа юрист, только в частной конторе работает…
– Ну… подождем, посмотрим, что это за юрист такой… Может, весь в папу…
«А если не в папу, – мысленно продолжил лейтенант, – то… Фуэнтоса на улицу, чтобы не завидовал, то, да се… Меньше сотни… двух сотен – брать нельзя, потому что полтинник патрульному положен – отдай и не греши… Трех сотен, потому что сигнал о поджоге все-таки был, этикетка прилагается, как говорится… Но если старик наврал…»
– Слушаю вас? Лейтенант Палмер. Да. Задержан, поскольку нарушал общественный порядок. У нас все в ажуре, все в книгу занесено, никто и пальцем не тронул, приезжайте и смотрите, господин адвокат. Вот и приезжайте. Да. Мы тут работаем и вы нам не ревизор. Да. Вот по закону и действуйте. Да насрать.
– Слышишь, Фуэнтос, о какая важна птица у нас! Адвокат звонил. Вот увидишь: привезет нашему деду разрешение ссать напротив Дворца.
– Что, дед, лапа наверху, а? – Палмер храбрился, но и сын-юрист, и адвокат, молниеносно выскочивший из телефонной трубки ради какого-то бомжа… Эт-то надо не спешить…
– Фуэнтос, хватит бумагу и воздух портить, давай ее сюда. Ну-ка проветри тут, да мало-мальский порядок наведи, сидим как в хлеву. И так хлев, да еще свиней всяких водим! Пусть в камере подождет, отведи его. И этих из обезьянника сунь подальше, в третью. И приберись, быстро…
Фуэнтос как раз двигал стулья и обернулся на шум. Человек, вошедший в двери, не так уж сильно походил на юриста, скорее на оперативника-силовика, если взять на веру слова о его принадлежности служителям закона… Но служители на работе одеваются более скромно, а этот расфуфырен как министр, даром что молодой. Тройка, запонки, галстук… Носки и кальсоны тоже, небось, шелковые. Шрам на роже. Ну-ну… Такие хорошо платят, повезло летёхе.