Обошлось в сто двадцать шесть талеров сборов, за труды паспортного стола, шесть талеров за четыре фотографии и сорок талеров штрафа за утерю документов. Сын, похоже, не рассердился, что он оторвал его от своих дел и трижды ездил с ним куда надо в указанное время. Он даже попытался сунуть сотню в карман Сигорду, но – нет.
Сто семьдесят два талера, плюс трамвай и метро – это на круг до двухсот талеров не дотянуло, он за одни ботинки столько выручил, меньше, чем двести талеров расхода, а не две и не три тысячи! Ну, теперь можно и на реализацию!
– Захаживайте, господин Сигорд, захаживайте и смотрите. Виолетта показала вам, где именно выставлены ваши образцы? Чудесно, поглядывайте. Как только – так сразу, мы с расплатой задержек не знаем – в тот же день.
– До свидания.
– Всего доброго.
На следующий же день Сигорд не утерпел и, отпившись чаем после морозного дня на свалке, побежал проверять свой товар в магазине «АльП». И вернулся домой с четырьмястами талеров! Жадность подтолкнула его выставить ботинки по чудовищной цене – двести пятьдесят талеров за пару – ушли в первый же день! Четыреста ему – сотня магазину. Еще две пары – и опять ушли обе, за два дня. И опять магазин заработал на нем сотню, а он четыреста. И еще раз. И в третий раз невод приволок ему четыреста талеров чистой прибыли, если не считать трудозатрат самого Сигорда и амортизации организма за предыдущее время бесплодных поисков и ожиданий!
– Господин Виталле...
– Родригес.
– Господин Родригес, вы согласны, что за время нашего с вами знакомства я вашему магазину ничего, кроме прибыли, не принес?
– Это факт. Хотя, триста талеров – не ахти какие деньги в нашем ежедневном обороте.
– Но не ахти какие триста талеров прибыли – все же лучше, чем не ахти какие убытки?
– И это факт. Так что за вопрос у вас к нам, ко мне?
– Вопрос простой: не парьте мне мозги с реализацией и возьмите всю партию.
– Это не вопрос, а предложение.
– Ну, предложение.
– А зачем?
– Что?
– Зачем? Какой смысл нам рисковать, пусть даже номинально?
– Простите, а в чем риск, я не понял?
– Риск в том, что интерес к вашей обуви может внезапно закончиться и мы останемся без денег, которые уже вам выплатили вперед, и на товаре, который неизвестно когда разойдется. В то время как в нынешних реалиях мы не рискуем ничем, имея те же выгоды. Вот если бы мы с вами резко понизили закупочные цены...
Но Сигорд отказался понимать намеки в сторону снижения закупочных цен.
– Я предполагал, что нам с вами работать и работать. Но это чересчур большой риск для меня – все время страховать ваши риски. Мне поневоле придется искать страховочные варианты продаж.
– Вы нас пугаете?
– Да нет же. Мне очень бы хотелось продавать только через вас. Это недалеко, мы друг друга худо-бедно видели в деле, да и вообще...
– Ну так в чем тогда дело?
– Давайте так: вы берете две пары на реализацию...
– С удовольствием.
– И если две пары уходят в течение двух дней – берете вперед всю партию. Выкупаете. Все пятнадцать пар.
– По сотне за пару.
– По две сотни. И тогда можно будет подумать о расширении ассортимента.
– Обувь при вас?
– Да.
– Тогда как обычно: идите в отдел, оставляйте, оформляйте. Приходите послезавтра.
– Я приду послезавтра. Но – зачем?
– Не знаю. Для начала заберете деньги, если ваш товар уйдет так же быстро, как обычно, а там видно будет. У вас все, господин Сигорд? Извините, меня ждут другие дела.
– До встречи.
Сигорд пришел послезавтра и забрал свои четыреста талеров. Он уже и не рад был, что затеял наступление на магазинщиков – и так ведь хорошо! Плохо разве получать через день по четыреста талеров? Тысяча восемьсот как с куста, если считать с первыми, проданными с рук, а всей работы – донести ботинки и оформить две бумажки! Господина Виталле, несмотря на обещание, в тот день не было в магазине, а следующий день выпадал на воскресенье, на выходной, и Сигорду пришлось томиться до понедельника, выдумывая себе всяческие ужасы и в диалогах и непреодолимые трудности в условиях сделки.
Победили обе стороны. Принес он в два приема семнадцать пар, и после нудной полуторачасовой торговли в отделе закупок, придирок к царапинам и пятнам, продал все семнадцать, но по цене пятнадцати. Проще говоря, две пары ему забраковали, но он им их оставил, понимая, что пойдут они не на свалку, а на тот же прилавок.
– Вам наличными, или в банк?
– Наличными! Хотя... А что у вас за банк?
– «Первый Национальный».
– Надежный?
– Более чем.
– Тогда... давайте наличные и подскажите, где отделение, я тоже себе хочу открыть, а то боязно по улице с пачками-то ходить.
– Да уж! В этих ваших краях и за десятку зарежут. Район – ой-ой-ёй.
– Нет, днем нормально, но когда стемнеет...
– Так что вы хотите: слева через квартал «винегретный» район, сзади – «черный». Если бы не метро под самым боком, я бы сюда ни за что не ездила, посп... поспокойнее бы работу подыскала. Ой, икота... С другой стороны, этот наш филиал, магазин наш, из всех филиалов самую большую выручку дает. Панки, которые вот эти, грязные, с сосульками на голове, особенно любят наш магазин, панки нам большую кассу обеспечивают, а тут их много.
– Да, вы правы, каждому свое: на Президентском проспекте – Версаче, Лугоши да Гуччи, а у нас – другая мода, для винегретчиков. Такие времена пошли, раньше всего этого разнообразия в одеждах не знали. – Приемщица обрадована затрясла старинным шиньоном: