Если вам с кем-то не скучно, вы не будете ревновать, потому что вам даже в голову не придет эта идея. Фактически, эта ревность возникает не из-за того, что другой заинтересован в ком-то другом: она возникает потому, что вы заинтересованы в ком-то другом.
Конечно, женщины более ревнивы, потому что они менее свободны, они более подвержены скуке. Они знают, что мужчина куда-то уходит; у него больше возможностей, перспектив. Они сидят дома как в клетке, она привязаны к детям, им трудно получить такую же свободу. Они чувствуют ревность. И чем сильнее они ревнуют, тем сильнее они цепляются. Возникает страх. Если их бросит мужчина, что с ними будет? Раб становится более привязан к своему рабству, чем к свободе. Раб становится более привязан к своей безопасности, чем к свободе. Именно это происходит. И это не имеет ничего общего с женской психологией, Прем. Да, я понимаю, это случилось с женщиной. Это уродливое явление. Оно должно быть отброшено, и этого не должно быть в будущем, если мужчина и женщина будут немного более осознанны. Они оба живут в аду...
Сквайр и его жена проводили сельскохозяйственную выставку. Когда церемония открытия была закончена, милорд и миледи стали деловито расхаживать вокруг, смешавшись с толпой мелких помещиков и крестьян, разглядывающих экспонаты.
Милорд так долго оставался в пивной палатке, что миледи оказалась предоставлена себе самой. Она подошла полюбоваться получившим первый приз племенным быком. Никогда еще животное мужского пола не было так великолепно вооружено.
— Боже мой, какой прекрасный у вас бык, Гайлз, — обратилась она к крестьянскому парню, обихаживающему животное.
— Да, миледи, он будет чемпионом и отцом чемпионов.
— Расскажите же мне еще о нем, Гайлз!
— Знаете ли, миледи, за прошлый год этот бык выполнял племенные обязанности триста раз.
— Неужели? Будьте любезны, мой добрый Гайлз, пойдите к милорду и скажите ему, что за прошлый год этот бык выполнял племенные обязанности триста раз.
Гайлз торопливо зашагал к милорду, и рассказал ему, что было велено...
— Неужели? Очень интересно, — заметил милорд. — И, я полагаю, всегда с одной и той же коровой?
— Конечно нет, милорд, с тремя сотнями разных коров.
— Ах вот как! Будьте любезны, пойдите и расскажите об этом миледи.
Животные так счастливы, потому что у них нет никаких институций, в которых им следовало бы жить. И, напоминаю вам, я не против брака; я за высший брак. Я против этого брака, потому что он порождает проституцию. Я за высший брак.
Если вы можете найти близость, духовную близость с мужчиной или женщиной, ваше единение будет естественным; не нужно никакого закона, чтобы навязать вам его. И в том, что вы вместе, будет спонтанная радость. Пока она продолжается, хорошо; когда она исчезает, нет никакого смысла оставаться вместе, совсем никакого смысла! Тогда вы разрушаете друг друга, убиваете друг друга; тогда вы или садист, или мазохист — вы невротичны.
Если мое представление когда-нибудь возобладает — кажется, это очень сложно, потому что люди так привыкли к своим мертвым ролям, что они забыли, как жить, — если когда-нибудь жизнь возобладает и человек станет достаточно смел, чтобы жить опасно, тогда возникнут настоящие браки. Тогда вы сможете найти вместе тех людей, которые должны быть вместе. Тогда больше не будет проституции.
Конечно, большая часть человечества будет постоянно менять партнеров, но в этом нет ничего страшного. Единственная проблема будет возникать снова и снова в умах мужчин и женщин: как быть с детьми? Это не очень большая проблема. Моя концепция заключается в коммуне, а не в семье. Семьи должны исчезнуть. Должны существовать коммуны.
Вот пример коммуны. Дети должны принадлежать коммуне, коммуна должна заботиться о детях. Мать должна быть известна ребенку, он должен знать, кто его мать, но он не должен об отце; это необязательно. Такой изначально была государственность человечества: матриархальной. Затем общество стало патриархальным, стал важен отец — и с вместе отцом появилась тысяча и одна болезнь. Величайшей болезнью является частная собственность; она возникла с отцом, и общество будет страдать от частной собственности, пока не исчезнет отец.
Коммуна — где дети принадлежат коммуне, где коммуна заботится о детях. Мать присматривает за ними, но она может быть уверена в одном: она может двигаться от одного мужчины к другому, в этом нет никакой проблемы. Коммуна должна позаботиться о детях: даже если она умрет, о них позаботятся.
Когда собственность будет принадлежать коммуне, а не индивидуальности, наступит настоящий коммунизм. Даже в Советской России не существует настоящего коммунизма. Он не может существовать с отцом, это невозможно. Частная собственность появляется с семьей, с ядром семьи — отец, мать, дети — приходит частная собственность. Частная собственность может уйти лишь тогда, когда это ядро семьи исчезнет и возникнет совершенно новая концепция коммуны. Это возможно сейчас. Мир пришел к такому состоянию сознания, в котором могут существовать коммуны, и через коммуны — коммунизм. В противном случае, это невозможно. Не может случиться такого, что сначала наступит коммунизм, это невозможно. Если сначала возникнет коммунизм, он принесет лишь диктатуру. Он принесет лишь уродливое общество, как это произошло в Советской России и происходит в Китае.