Преодолеть её если и можно, то только за счёт нетривиальных действий. За счёт таких действий, которые не имеют ничего общего с тривиальной политической борьбой. Ибо политическая борьба — это прекрасное лекарство в тех случаях, когда болезнь размещается в диапазоне между насморком и тяжёлым воспалением лёгких. Тогда пожалуйста, — антибиотики и всё остальное.
Политические средства очень хороши и нужны, их надо применять своевременно. Но в условиях, когда болезнь зашла так далеко (а запустили её, довели её до этой степени сами люди — в июне 91-го года проголосовавшее за Ельцина большинство не было картотекой ЦРУ, XXVIII съезд КПСС не состоял из картотечных ЦРУшных агентов, а он лизал руки своему убийце Горбачёву)…
Капиталистический соблазн в его самых грубых и неприкрытых формах глубоко въелся в плоть, в социальную жизнь и отдал в руки чудовищным монстрам страну, которой сломали хребет и кинули в регресс. А теперь этому надо противостоять. Этому противостоять надо каждый день в условиях непрерывного, скромного, хорошо организованного социального подвига. И надо восстанавливать те уровни понимания своего исторического прошлого, которые, может быть, ни один народ ещё до конца не прорабатывал. Нас «сделали» так, как никого другого. Если мы хотим ответить, и по-настоящему ответить, на то, что было сделано, нам нужна такая глубокая, страстная системная проработка, которой ни один народ ещё не осуществлял никогда.
Я вновь возвращаюсь к вопросу о Модерне и его производным. Я не могу не обсуждать статью господина Караганова. Не могу не отвечать на то, что происходит сегодня. Меня не поймут, если я не отвечу. Но я, действительно, призываю всех собравшихся подумать над одним — в какой степени внутри России есть драгоценности, связанные с альтернативными моделями развития. В чём мы альтернативны?
Не надо думать о своём исключительном особом пути. Свой особый путь уже сегодня недостаточен. В чём глобальный путь, который мы указывали миру? Только ли в коммунизме? Есть ли более глубокие уровни, на которых мы сделали великие открытия? И почему эти великие открытия растоптали? Почему опять Караганов предлагает их растаптывать снова? Не потому ли, что эти великие открытия миру, человечеству, гуманизму нужны сегодня больше, чем когда бы то ни было? Потому что всё, что было альтернативой этим открытиям, гибнет. Гибнет великий проект Модерн. Он устаёт, он вянет, он угасает. Ему помогают угаснуть гораздо быстрее. Он, может быть, мог бы продержаться ещё 20–30 лет, но его добивают, добивают ускоренно. Потому что он тоже кому-то мешает.
Но в этой ситуации наш опыт становится уже безальтернативным. Мы были «бронепоездом на запасном пути» человечества, двигающегося историческим путём, путём прогресса и гуманизма. Но теперь не мы «бронепоезд на запасном пути». И не «запасен» наш путь. Наш путь только сейчас становится основным. Сейчас, когда мы слабы, как никогда. Только сейчас мы можем либо указать новые ориентиры себе и человечеству, либо сгинуть самим и вместе с человечеством.
Так что же внутри этого охаиваемого советского наследства так важно? Что является приоритетным внутри него? Почему его нельзя отдать на поругание? Только ли потому, что оно наше, что мы любим наших отцов и дедов, что мы хотим сохранять историческую идентичность и быть народом?
Конечно, и этого бы было более чем достаточно. Но есть и нечто большее. Вопрос не только в советском этапе нашего развития, который дал великие результаты — беспрецедентные, не имеющие мировых аналогов по скорости и глубине. Вопрос в том, почему это советское было принято. Не потому, что, как пишет Караганов, не лучшая часть народа, мобилизовав в себе всё рабское и скотское, встала на путь самогеноцида. А потому, что Россия на протяжении всего предыдущего этапа шарахалась от Модерна. То есть даже от легитимированного, точнее сказать, легитимного варианта существования буржуазного общества. Она его не принимала. Она от него шарахалась на протяжении XIX-го и XVIII-го столетий.
Значит ли это, что она существовала в рамках традиционного общества? Нет. Пётр — великий человек, но он сильно наломал дров. И батюшка его наломал, и предшественники. Россия с «привычкой», как «душой держав», с традицией, которая является одним из способов регулировать общество, разорвала давно. Очень давно. И Россия не встала на путь закона. Ибо главный регулятор великого проекта Модерн — это закон. Модерн регулируется писаным законом. Наполеоновским Кодексом. Закон — это великая сила. Россия не взяла правовой барьер. Это, конечно, прискорбно. Но это глубоко исторически обусловлено.