Враг уничтожает слова, обеспечивающие связь с Источником.
Но помимо врагов есть и другие категории людей, вольно или невольно осуществляющие то же самое.
Первая категория — интеллектуалы на службе у этой самой «элиты». Интеллектуалы должны развлекать элиту. Поскольку поступив на службу к элите, они перестают быть интеллектуалами и теряют способность даже развлекать, то часть денег, полученных от хозяина, они отдают рыскающим консультантам. Еще не потерявшим способность произносить слова.
Соответственно, вторая категория — консультанты, которые делают «это» за сто долларов в час. В отличие от них первая категория «делает это» за гораздо большие суммы.
Представители первой категории слушают представителей второй категории, записывают за ними слова в тетрадочку или лэптоп. Потом разжижают до необходимой концентрации — и начинают развлекать какого-нибудь полпреда или олигарха. Отнюдь не за сто долларов в час.
Впрочем, в данном случае совсем не важно, за сколько долларов. Важно то, что поскольку «это» делается на потребу заказчику, а заказчику нужно развлечение, то содержание, стоящее за словами, не просто остается невостребованным — оно при подобном препарировании уничтожается. И не врагом, а индустрией подобного «элитного» консалтинга.
Третья категория — журналисты. Они понимают, что в тексте должен быть какой-то словесный изюм. Сами журналисты страшно далеки от всего, что с подобным изюмом связано. Но украсть они могут. Украв же изюм — поместить его в какую-нибудь словесную булку. И — продать эту булку на массмедийном рынке.
Четвертая категория — рекламщики.
Пятая — пиарщики, то есть политрекламщики.
Шестая — студенты. Современные экзамены — штука специфическая и «оченно» предрасполагающая к отчуждению слов от содержания вообще и глубокого содержания в особенности.
А теперь вообразите себе, что является результатом совместных несогласованных действий всех этих «отрывателей слова от его содержания». Что это производит не абы в каком обществе, а в нашем обществе, дезориентированном донельзя.
Это производит некую воронку, в которую начинает засасывать людей, не имеющих никаких выгод от логомании, не занимающихся уничтожением слов-логосов ради победы над врагом. Воронка логомании засасывает людей, вполне нацеленных изначально на соединение с тем содержанием, которое лежит за используемыми словами. Эти люди используют слова магически. Они считают, что соединятся с содержанием через постоянное использование маркирующих его слов. Увы, они отдаляются от содержания, а не приближаются к нему.
Они, образно говоря, голодны. И это замечательно! Человек, голодающий по содержанию… Только он может, объединившись с другими такими же людьми, спасти народ и страну. Но этот голод нельзя утолить произнесением слов. Его таким произнесением, повторяю, можно утолить еще в гораздо меньшей степени, нежели обычный голод — произнесением названий продуктов питания.
Вообразите себе слово — и ниточку, тянущуюся от него к содержанию. Враг хочет перерезать эту ниточку. Вам же нужно:
1) найти ее, ибо прикреплена она к слову очень непростым образом;
2) найдя, бережно-бережно за нее взяться;
3) и, не порвав ниточку (а ниточка очень нежная), начать идти, держась за нее, к содержанию. Так древнегреческий герой Тесей шел за нитью Ариадны по лабиринту, в котором обитало страшное чудовище Минотавр;
4) дойдя до двери, за которой искомое содержание, вам надо вытянуть золотой ключик (опять же потянув за ту же самую ниточку), открыть дверь и войти в комнату, в которой находится содержание.
5) войдя в эту комнату, вам надо с содержанием соединиться.
Никакой патетики с претензией на мистику в этих моих 1), 2), 3), 4), 5) нет и в помине. Они всего лишь описывают, в чем отличие настоящего сахара от сладости во рту при произнесении слова «сахар», живого содержания от содержания суррогатного.
Приведу кусок из диалога человека, пытающегося разобраться в том, что такое метафизика, с одним из сотрудников «Экспериментального творческого центра».
Интересующийся: А каково определение метафизики? Может быть, у вас есть собственное определение? Или оно есть у Кургиняна? В таком случае приведите его.
Сотрудник: Определение давалось не раз. Метафизика — предельные основания.
Интересующийся: Не… Предельные основания — Любовь, Истина и так далее — то, что человеком движет. А метафизика есть гуманитарный инструментарий для изучения этих предельных оснований. Кургинян же не говорил вам, что метафизика есть Любовь. Странно было бы, если бы говорил. А вот о том, что метафизика — инструмент, о Гуссерле как мастере использования данного инструмента и т. д. и т. п. — говорил многократно. Кургинян — неглупый мужик, маловероятно, чтоб он выпал из контекста настолько, что употребляет слово «метафизика» (сверхсущее) в некоем ином понимании, нежели все до единого его современники и предшественники, употреблявшие данное слово. Тут стоит указать для несведущих, что метафизика — сродно онтологии. Это постановка вопросов о том, что находится вне сущего, не может быть познано инструментарием позитивистской науки.
Здесь я прерываю изложение беседы с тем, чтобы вернуться к следующему фрагменту этой беседы в новой статье. И — обращаю внимание на определенные обстоятельства.
Во-первых, тот, кого я назвал Интересующимся, понимает разницу между реальным сахаром и словом «сахар». И не хочет просто произносить слово «метафизика». Это — хорошо.
Во-вторых, он глубоко заблуждается, утверждая, что метафизика сродни онтологии. То есть, в подобного рода тонких вопросах все слова — это дальние или близкие родственники. Но как только человек, ищущий реального содержания, приравнивает метафизику к онтологии — пиши пропало! Потому что онтология — это наука о бытии. То есть о сущем. А метафизика начинается там, где кроме сущего есть не-сущее.
В-третьих, говоря о сверхсущем, вместо того чтобы говорить о сущем и не-сущем, Интересующийся еще дальше уходит от существа дела.
Уйдя же, он начинает говорить о том, что находящееся вне сущего (а вне него, по определению, находится только не-сущее) не может быть познано инструментарием позитивистской науки.
Так-то оно так! Но инструментарием позитивистской науки почти ничто не может быть познано. По крайней мере, очень многое в сущем не может быть познано позитивистским инструментарием. Если бы все в сущем могло быть познано с помощью этого инструментария, то другого инструментария бы не было. И не было бы у позитивистской науки конкурентов в рамках самой науки. А их, между прочим, до… и больше.
А ведь к науке все не сводится. Постижение сути может быть осуществлено:
а) с помощью позитивистской науки;
б) с помощью элементарно непозитивистской науки (тут можно говорить обо всей школе элементарного непозитивистского научного понимания: Шеллинг, Дильтей «и далее со всеми остановками»);
в) с помощью ненауки (искусство ведь не является наукой, правда? и многое другое, будучи средством постижения, элементарнейшим образом наукой не является, потому что и позитивистская, и иная, элементарно непозитивистская наука оперируют только понятиями — а есть еще образы, символы);
г) с помощью новой науки, которая осуществит синтез понятийных и иных средств постижения.
Почему это важно с точки зрения политики? Потому что метафизика говорит об особых методах постижения сути, а не является «гуманитарным инструментарием», позволяющим эту самую суть именно ИЗУЧАТЬ. Изучать Любовь невозможно. А постигать — можно, и порою особо необходимо.
Когда же это особо необходимо? Тогда, когда Любовь — утеряна. Пока она не утеряна — можно просто любить. А вот когда она утеряна — надо постигать, дабы обрести Любовь вновь.
И здесь возникает простейшие политические вопросы:
— любите ли вы Россию?
— в состоянии ли вы встретиться с Россией как культурно-исторической личностью, ибо без такой Встречи разговор о Любви бессмыслен?