Публикациям Додолева было придано чрезвычайное значение — они, как вопрос государственной важности, рассматривались ЦК КПСС! В результате в Кодекс об административных правонарушениях была внесена статья, предусматривающая штраф за занятие проституцией.
Сексолог И. Кон настаивает, что додолевские материалы совершенно дезориентировали «бедных советских женщин, живших на скромную зарплату и не могших покупать дорогие модные наряды». У них образ жизни валютных проституток «невольно вызывал жгучую зависть».
Данное утверждение Кона — тоже не без подлости. Каков процент советских женщин, испытавших эту «жгучую зависть»? Тем не менее, кто-то — позавидовал. А завидуют обычно тому, кто наделен, с точки зрения завистника, позитивными качествами: трус завидует храбрецу, слабак — сильному, дурнушка — красавице. Любовь оказалась вдруг, пусть поначалу для небольшой части общества, на положении «дурнушки», а возможность «покупать дорогие модные наряды», торгуя собственным телом, — на положении «красавицы».
В ходе перестройки Додолев растабуирует еще нескольких ранее запрещенных в СССР тем: инцест, людоедство… Вы считаете, что построили новую общность — общность советских людей? НА САМОМ ДЕЛЕ вы живете в стране проституток, кровосмесителей и людоедов!
Много лет спустя П. Гусев заявит, что первые перестроечные статьи Е. Додолева были «не о технике проституции, а вообще о моральном облике страны»…
Таким образом уже на самом раннем этапе перестройки под видом критики «тоталитарной системы» было запущено обсуждение и осуждение «морального облика страны». То есть уничтожение закрепившегося в советском сознании образа Родины-матери.
В марте 1988 года на экраны вышел фильм «Маленькая Вера», в котором — впервые в СССР — был продемонстрирован половой акт. Так было снято еще одно табу. Фильм посмотрели 55 миллионов зрителей.
В том же 1988 году журнал «Аврора» опубликовал повесть В. Кунина «Интердевочка». А потом П. Тодоровский снял по мотивам повести фильм. Тодоровский вспоминал, что после сообщения о начале съемки «Мосфильм» оказался завален письмами: девушки из провинции умоляли утвердить их на главную роль. К письмам прилагались фото, на которых претендентки были сняты в весьма откровенных позах. Премьера состоялась в начале 1989-го. К концу года фильм посмотрели свыше 40 миллионов зрителей.
«Маленькая Вера» и «Интердевочка», как и додолевские статьи, не только разрушали ранее существовавшие в обществе запреты. Зрителю навязывалось представление о том, что в этих фильмах смело, честно и жестко показано существование среднестатистического homo soveticus, как оно есть: убогое, бессмысленное, беспросветное.
«Раскрепощение» советского общества привело к тому, что уже в мае 1989 года старшие школьники Риги и Ленинграда, участники анонимного анкетирования, включили валютную проституцию в десятку наиболее престижных профессий.
Культура любого общества базируется на системе запретов, которая складывалась тысячелетиями, по мере того как человек отделялся от природы. Табуированию подвергались, прежде всего, действия, несшие угрозу самому существованию человеческого сообщества, его безопасности и стабильности. Одно из самых ранних табу — запрет на инцест.
Помимо запретов, с течением времени человечество выработало также систему ценностей и норм. Наряду с запретами они, регулируя взаимоотношения в человеческих сообществах, слагают то, что называется «ядром культуры». Удар по ядру культуры — если он нанесен умело — приводит к ослаблению и даже распаду социальных связей, то есть к хаосу, разрушению социума.
Как нанести такой удар?
Природное, дочеловеческое начало в человеке очень сильно. Под броней запретов, норм и ценностей это начало «дремлет» до поры до времени. Но качни его — и оно, словно лава из жерла вулкана, хлынет на поверхность.
Но ведь то, что один назовет проявлением «дочеловеческого в человеке», «расчеловечиванием», другой может считать признаком принадлежности к высокой культуре.
Вышеупомянутый И. Кон в работе «Введение в сексологию» подчеркивает, что табуирование сексуальности почти всегда сочетается «с настороженным отношением к телесному низу». «Сексуальность тесно связана с эволюцией игровых, праздничных компонентов культуры», — заявляет Кон, ссылаясь на М. Бахтина, исследователя «смеховой», карнавальной культуры. Во время средневекового карнавала (унаследовавшего эти самые «праздничные компоненты») раскрепощение телесного низа достигало апогея. Карнавальной «нормой» были «неограниченная свобода полового общения, инверсия сексуальных ролей, переодевание в одежду противоположного пола, оголение, насилование женщин мужчинами и наоборот».
В противоположность карнавальной культуре, антисексуальные установки христианства осуждают веселье и «разгульный» смех:«В христианских текстах смеется только дьявол, а Христос никогда не смеялся».
Далее Кон указывает на «определенную связь между аскетизмом русского православия и особенностями древнерусской смеховой культуры». Если в западноевропейском карнавале не было разделения на исполнителей и зрителей — все участники поголовно растворялись в карнавальной стихии, то на Руси «знатные лица сами не участвовали и плясках и играх скоморохов, относясь к ним просто как к смешному зрелищу».
Таким образом, табуирование сексуальной проблематики в СССР обусловлено отнюдь не только произволом «тоталитарной системы». «Болезнь» имеет гораздо более глубокие корни — тянущееся со времен средневековой Руси «настороженное отношение к телесному низу».
Чтобы вернуться в семью цивилизованных народов Запада, вкусивших карнавальной традиции, необходимо было преодолеть в советском обществе это самое «настороженное отношение к телесному низу».
Но нарушение запретов — занятие для психики отдельного человека, да и общества в целом далеко не безопасное. Перестройщики твердили взахлеб, что снятие табу на сексуальную проблематику ведет к «раскрепощению», «освобождению». На деле оно привело вовсе не к внутренней свободе. Непристойности на экране и в прессе вызывали — во всяком случае, поначалу — у значительной части советского населения шок. А в состоянии шока человек становится более податливым и внушаемым, у него резко снижается способность к сопротивлению. Чему сопротивляться? Как в карнавальной культуре — верх и низ поменялись местами, все шиворот-навыворот. Что такое «хорошо» и что такое «плохо» — различить уже невозможно.
Значительная часть населения СССР не протестовала против уничижительного наименования «хомо советикус» — термина, введенного задолго до перестройки А.Зиновьевым и запущенного в годы перестройки «рупорами гласности». Так, Фрида Порат, доктор психологии из Калифорнии, объявила со страниц «Огонька», что «хомо советикус» — это диагноз: «В чудовищном тоталитарном государстве, созданном Сталиным, были невероятно деформированы представления о добре и зле… Вам предстоит избавиться от множества застарелых стереотипов и заблуждений, осознав их нелепость».
А затем страна, которую ее собственное население согласилось называть «совком», с легкой руки Ю. Шевчука получила еще одно наименование — «уродина». Помните: «Еду я на родину, / Пусть кричат — уродина, / А она нам нравится, / Хоть и не красавица…» (Дальше в песне выясняется, что родина «к сволочи доверчива», а потому можно ли ждать от нее чего-нибудь, кроме «черных фар у соседних ворот», «наручников» и «порванного рта»? Уродина — она и есть уродина!)