15 января в результате теракта с участием шахида погиб депутат парламента — суннит, а также еще пять человек. Айфан Саадун аль-Эссауви, участник суннитского парламентского блока «Иракийа», направлялся с контрольной функцией на строительство нового шоссе к югу от Эль-Фаллуджи. Когда он вышел из машины, к нему подошел человек, обнял его, произнес «Аллах Акбар» и взорвал себя вместе с депутатом.
25 января в Эль-Фаллудже произошли столкновения суннитских демонстрантов с солдатами. Пять человек погибли, 70 ранены, пострадали женщины и дети.
Суннитское духовенство в городе возложило ответственность за пролившуюся кровь на шиита-премьера и обратилось к шиитским религиозным деятелям с призывом «остановить аль-Малики, пока он полностью не разрушил Ирак». Племена в провинции аль-Анбар начали грозить правительству и армии джихадом.
Даже описанный сравнительно короткий отрезок времени ясно показывает, что в стране идет бесконечная жесточайшая междоусобица, в которую втягиваются и население провинций, и парламентские блоки, и правительственные чиновники. Показательно, что и шиитские, и суннитские духовные лица при этом сходятся в призывах к сохранению иракского единого государства. Они понимают, что борьба за «естественные границы» будет вестись, очевидно, до последнего иракца. И не менее хорошо понимают, что распространение этой борьбы на сопредельные страны в соответствии с «картой Петерса» — лишь скачком повысит масштабы резни.
Сегодняшний Ирак являет собой пример кипящего котла, где при помощи регулярных терактов заботливо поддерживается пресловутый «управляемый хаос», война всех со всеми. И в этом длящаяся иракская катастрофа оставляет позади даже трагедии Ливии, Сирии и других стран «арабской весны».
Судя по тезисам Ральфа Петерса, Ирак — это пилотный проект ближневосточного переустройства. При реализации которого территория хаоса должна расти, захватывая все новые области и стирая с лица земли старые границы вместе с тысячами жизней.
Концептуальная война
Концептуализация Не-Бытия
Постмодернистская симуляция уже очень глубоко проникла в нашу — и без того больную и уродливую — реальность
Юрий Бялый
Так что же делают Бодрийяр и другие постмодернисты?
Постмодернисты точно уловили наличие в агонизирующем Модерне вируса симуляции. Они исследовали этот вирус и вывели его наиболее агрессивные штаммы. Они поняли и использовали растущую мощь современных технологий «виртуализации реальности» — от телевидения до компьютерных технологий, интернета, голографии и т. д.
А затем они объявили симуляцию всесильной и всеобщей. «Смотрите: вот здесь симуляция и здесь симуляция, и здесь. Оглянитесь — где вы видите место, событие, процесс, свободные от симуляции и нашествия симулякров? Увы, мы живем в мире симулякров, отрицать это бесполезно, и остается только смириться…».
То есть? То есть постмодернисты фактически создали военно-концептуальную «инфицирующую матрицу»! Которая и внедрением вируса симуляции, и самим фактом признания ее всемогущества неуклонно расширяет «зону поражения» симуляцией не абы чего — РЕАЛЬНОСТИ! Именно постмодернисты тем самым дали мощнейшее оружие в руки хозяевам «машин симуляции» — телевидения, интернета, индустрии компьютерной графики и так далее. И именно постмодернисты легализовали «мир симулякров» — как якобы всеобщую норму, как «наше все»!
Ведь только в таком мире «легальной симуляции» для его хозяев открываются необъятные возможности властвования. Впрочем, об этих возможностях мы поговорим отдельно. Здесь же — постараемся понять, к какому «общему знаменателю» сводятся все рассмотренные выше постмодернистские построения.
Этот общий знаменатель таков: «Мы живем в аду тотальных симуляций. Этот ад всеобъемлющ и несокрушим. Борьба с ним в принципе невозможна. К нему надо приспосабливаться и, расслабляясь, получать удовольствие».
Бодрийяр доходит до того, что приносит в жертву аду симуляции даже… саму постмодернистскую философию. Которую якобы тоже похоронила симуляция. А потому Бодрийяр заявляет, что он сам — не философ. Мол, поскольку истину уже нельзя различить за симулякрами, то его, Бодрийяра, метод — «интеллектуальный теракт». Бодрийяр пишет: «теоретическое насилие, а не истина, является тем единственным ресурсом, который у нас остался».
Возникает вопрос: существует ли для самого Бодрийяра какое-то пространство, в котором его теоретическое насилие (видимо — над реальностью?) не является чистой симуляцией? Есть ли вообще такое место, которое постмодернисты выделяют из пространства своей концептуальной войны и оставляют для себя, реальности и истины, — как место своего бытия?
Прямо на эти вопросы Бодрийяр не отвечает. Хотя в его книге есть отдельная (впрочем, особенно невнятная) глава «Остатки». Где он намекает, что «зараженность» мира симуляцией еще не абсолютна, что существуют некие «остатки», и что именно «через извлечение остатков обосновывается и вступает в силу реальность…».
Так что? Постмодернисты атакуют симулякрами реальность бытия, сами находясь в этом, еще не зараженном симуляцией, «реальном мире остатков»? Но тогда уместен следующий вопрос: собираются ли постмодернисты защищать от симуляции этот «реальный мир остатков»? И как они надеются его сберечь хотя бы для себя и своих хозяев, если вся остальная реальность уже «съедена» вирусом симуляции?
Бодрийяр отвечает: никак! Потому что сохранить этот «реальный мир остатков» невозможно. Он тоже закончится. Закончится тогда, «когда последний литр энергии будет потреблен (последним экологом), когда последний дикарь будет изучен (последним этнологом), когда последний товар будет произведен последней «рабочей силой», когда последний фантазм будет истолкован последним аналитиком, когда все будет выпущено и потреблено «из последних сил»…».
Тут Бодрийяр заходит слишком далеко. Потому что хозяевам, желающим властвовать, обязательно нужен для себя какой-то островок реальности. Без него невозможна их субъектность. А значит, и власть как таковая.
Вопрос лишь в том, какой именно островок реальности создадут для себя хозяева. Это, между прочим, и есть основной вопрос. Потому что, соорудив этот островок, хозяева никому не позволят подрывать его с помощью постмодернистских «интеллектуальных терактов». Только вот островок может оказаться очень поганым. Еще хуже постмодернистского симуляционного ада.
Что же касается осуществляемых Бодрийяром посягательств на любое «островитянство», а значит, власть, то согласитесь, его «замах впечатляет»! Ведь здесь уже речь даже не о «конце истории» в некоей Матрице! Это — вполне гностическая, людоедская заявка на «завершение реальности». Ведь «когда все будет выпущено и потреблено из последних сил», уже принципиально невозможен не только «человек бытийствующий», но и человек вообще. Который ведь должен что-то есть, пить, во что-то одеваться и лишь затем что-то любить, что-то ненавидеть и о чем-то мечтать!
Но тогда нельзя не задаться следующим вопросом: о каком именно «завершении реальности» здесь идет речь? И князя какой метафизической «Тьмы без человека» Бодрийяр мыслит в качестве его людоедского хозяина? И с каким гностическим контрмодерном смыкается его постмодернистский пафос?
Впрочем, ясно, что и Бодрийяр (умерший шесть лет назад), и его последователи на эти вопросы не ответят. Разбираться в ответах и отстаивать и «человека бытийствующего», и человека вообще, — придется тем, для кого сверхценна реальность бытия. Нужно, чтобы человек восстал против симуляции. И значит, он должен восстать!
Пока же хозяева «машин симуляции» старательно и настойчиво превращают в «симуляционную грязь» реальность. Ту самую реальность, работа с которой есть единственный способ самореализации и возвышения человека. Как превращают?