Выбрать главу

Обратим внимание на то, что в этот документ сразу заложены и антимосковский сепаратистский пафос, и отрицание служило-государственной роли казачества, и заявка на «военно-демократическую вольницу» как государственный принцип, и призыв «конфедеративно» соединяться с такими же вольницами в других регионах. При этом утверждается, что данная организация — вовсе не виртуальная…

Мы назвали лишь самые известные примеры деятельности зарубежных и отечественных организаций, специализирующихся на теме «казачий сепаратизм». Эти организации всегда готовы поддержать ревнителей «прав казачьего народа», нацеленных на ликвидацию державостроительного потенциала казачества и использование казаков для расчленения и уничтожения России.

Допустит ли таких субъектов в свой Круг подавляющее большинство казаков, для которых Российская Держава — не пустой звук? Понимает ли это большинство ту сложную и подлую игру, которая ведется против них и против России?

Культурная война

Рубежи культуры

Сегодня на театральной сцене буйствуют особи, принадлежащие к просвещенному меньшинству и способные только обгаживать свою великую культуру

Марина Волчкова

В 2011 году культуролог Игорь Яковенко вместе с Александром Музыкантским выпустили книгу «Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации». В этой книге они нашли свой ответ на вопрос о том, почему реформы Гайдара, Чубайса и других не принесли народу обещанного довольства и счастья. Оказалось, что в этом виноваты не реформаторы, а народ. Который запрограммирован на манихейство и гностицизм. Кем запрограммирован? Не кем, а чем. Своей культурой, культурной матрицей, социокультурными кодами своими, то бишь своей исторической судьбой, своей сопричастностью той историко-культурной личности, которая именуется Россией.

Короче, виновата Россия. Русский дух, так сказать. Это все, представьте себе, нашпиговано манихейством и гностицизмом. Это — а не наша пакостная постсоветская элита! Которая, в отличие от народа, получила от реформ «до и больше». Но ухитрилась сочетать гностическо-манихейские элитарные мерзости с культом гедонизма, разврата, чревоугодия и так далее.

Но авторы книги, стремясь переложить с больной головы на здоровую, инкриминируют гностицизм не элите, которая проникнута оным, а массовому человеку, который не имеет к гностицизму не малейшего отношения.

Вот что пишут Яковенко и Музыкантский: «Массовый человек стремится обустроить свою жизнь, вырваться из тусклого и беспросветного существования, зажить по-другому — радостней, легче, веселее, богаче, в конце концов. Но в ответ на это гностическая установка культурного сознания шепчет: «Брось! Ничего у тебя не выйдет. Мыкать тебе свое горе до гробовой доски. Изменить ничего невозможно, а жить хорошо — смертный грех». Этот голос живет в сознании традиционного человека … поэтому так тускло повседневное бытие, так безнадежны порывы к лучшему, так страшны запои и загулы…»

Видите ли, так запрограммирован массовый человек! Которому так легко начать жить «веселее и богаче, в конце концов». Вот только гностицизм заедает. Все мы понимаем, что заедает массового человека сообщество Яковенко и Музыкантских. А вовсе не гностицизм. Но этому ненавидящему массового человека сообществу нужно — между прочим, вполне гностическим образом — унизить плебейское большинство и возвысить элитарное меньшинство.

Яковенко и Музыкансткий мучительно ищут, как именно назвать это самое плебейское большинство. В отличие от Латыниной или Минкина, которые вполне гностически именуют это большинство вонючими мухами и наипрезреннейшими анчоусами, Яковенко и Музыкантский взыскуют не публицистического, а академического лаврового венка. И потому называют представителей плебейского большинства, а также само это плебейское большинство «традиционным субъектом». Вот что они пишут об этом субъекте: «Если же традиционный субъект сталкивается со средой, выражающей иные культурные смыслы, в нем актуализируется чувство иррационального протеста. Оно может находить выражение в малой хаотизации (замусорить, надбить, отломать штакетину от нового забора) и знаковой профанации (разбить окно, нацарапать бранное слово, загадить в буквальном смысле)…»

Однако сегодня вовсе не «традиционный субъект» кроет все рекорды в том, что касается «замусорить, надбить, отломать штакетину от нового забора… нацарапать бранное слово, загадить…». Это делают представители так называемого просвещенного меньшинства. И ведь о-го-го как делают! Бранные слова! Культ фекалий! «Ломать не строить, душа не болит»!

В начале 2013 года возмущенная общественность обсуждала список книг, рекомендованных Российской Академией образования (РАО) для прочтения старшим школьникам. Рекомендовано читать Улицкую, Пелевина, Эппеля, а Куприн, Лесков, А. Толстой оказались исключены из списка.

К нашему прискорбию, такое уничижительное (или даже — наплевательское) отношение к русской классике теперь имеет место не только в образовательных учреждениях.

В последнее годы как-то особенно зловредно стали препарировать и представлять классику в театральных постановках.

Вот не далее как в прошлом году вокруг премьеры в Большом театре (ГАБТ), разразился скандал, а возмущенная зрительница Светлана Воронина обратилась в суд с требованием исключить из репертуара ГАБТа спектакль «Руслан и Людмила» и выплатить компенсацию за «нравственные страдания», полученные ею на этом представлении.

«Руслан и Людмила» — это первая после реконструкции Большого театра премьера, которая состоялась 3 ноября 2011 г. Режиссер Дмитрий Черняков предложил свое видение «Руслана и Людмилы» и еще до премьеры рекомендовал не брать в театр детей! В новой постановке вместо замка Наины — бордель, Фарлаф выступает со стриптизом, а сады Черномора — салон спецуслуг, где Людмиле делают массаж, который заканчивается подозрительной инъекцией, похожей на укол героина. Рядом девушки легкого поведения разъезжают на роликах, а натурщицы разгуливают с обнаженной грудью.

Спектакль вызвал негодование зрителей и завершился криками «позор!». В свое оправдание режиссер не нашел ничего лучшего, как рассказывать о всяческих скабрезных пассажах Пушкина и его нецензурных выражениях.

Мы привыкли к тому, что и дореволюционная Россия, и затем СССР были «театроцетричными» странами. Театр в жизни русского общества играл огромную роль, и представители интеллигенции имели основание говорить, что «театр в России больше чем театр!». В советские годы театр в каком-то смысле (и в какой-то мере) заменялсобой гражданское общество. Этому не мешал «манихейско-гностический культурный код», правда же? И сегодня на театральной сцене буйствуют не представители манихейско-гностического большинства, а совсем другие особи, принадлежащие к просвещенному меньшинству и способные только обгаживать свою великую культуру.

Так кто же заражен манихейско-гностическим социокультурным вирусом, а также вирусом наивульгарнейшего мещанского бесовства? Того бесовства, которое не хочется приподымать сравнением с манихейством и гностикой. Пакостный бес на то и бес, чтобы все обгаживать и подменять творчество тотальной фекализацией бытия и культуры.

Этой фекализацией (не хочется более простых общенародных слов) иноземцы занимались постольку, поскольку нужно было уничтожить Советский Союз. Занимаясь этим сами, они обучали наших реформаторов от культуры по принципу «делай, как я». И они фекализировали ленинградскую блокаду, стахановское движение. Максимум максиморум — Шолохова. А в постсоветский период они взялись за Чехова.

В 2010 году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения А. П. Чехова, и в связи с этой датой снова разгорелись споры вокруг последней изданной биографии Чехова. Еще в 2006 году в издательстве «Независимая газета» вышла книга профессора Лондонского университета Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова». В аннотации автор писал: «Три года, проведенные в поисках, расшифровке и осмыслении документов, убедили меня в том, что ничего в этих архивах не может ни дискредитировать, ни опошлить Чехова».