В этом воззвании от 13 февраля 2012 года было сказано: «О офицеры Вооруженных сил Пакистана! … Настало время немедленно оказать поддержку «Хизб-ут-Тахрир» для установления Халифата».
Кроме того, среди недавних выступлений «Хизб-ут-Тахрир» в Пакистане имеются и касающиеся кашмирской проблемы.
5 февраля 2013 года, в так называемый День Кашмира в Пакистане, в Карачи перед большой аудиторией выступил глава Центрального комитета «Хизб-ут-Тахрир» в Пакистане по связям Саад Джегранви.
Он заявил о том, что вооруженные силы Пакистана, попавшие в ловушку американской войны с талибами, «бросили» Кашмир на произвол судьбы — в интересах Индии. И все это, по словам Джегранви, приводит к тому, что «Индия осмеливается смотреть открыто в глаза наших вооруженных сил и продолжает притеснять мусульман в Кашмире». (Тут уместно вспомнить знамена «Хизб-ут-Тахрир» в Дагестане как знак протеста против того, как Россия притесняет мусульман на Кавказе.)
Сведения об этом выступлении размещает ресурс «Хизб-Раша. инфо» в статье «Только Халифат освободит Кашмир». В статье говорится: «Джегранви заверил собравшихся, что как только «Хизб-ут-Тахрир» установит Халифат в Пакистане, все то, чем Аллах (с. в.т.) наделил мусульман, будет реализовано и станет основой для возвращения доминирования Ислама в регионе и освобождения Кашмира».
Однако и Кашмир — это важный, но не конечный пункт в мироустроительном по своему характеру выступлении Джегранви. Его объект внимания — южно-азиатский регион в целом.
Выступая в Карачи, Джегранви заявил о том, что «Халифат как главное государство в регионе обернет исход событий во благо мусульман». Ведь «ислам (как передает его речь «Хизб-Раша. инфо») — объединяющая сила для мусульман Южной и Центральной Азии, которые составляют более полумиллиарда человек, из которых 200 миллионов проживает в самом индийском государстве. … Призыв к Халифату пронизывает Центральную и Южную Азию, поэтому имеется платформа для повторного объединения мусульманских земель».
Итак, Центральная и Южная Азия как платформа для объединения мусульманских земель — вот основной посыл для деятельности «Хизб-ут-Тахрир» в Средней и Южной Азии.
На северном же направлении объектом усиленного — и растущего — внимания организации остается Россия. Которая сейчас оказывается важной частью системы халифатистских построений идеологов «Хизб-ут-Тахрир». Описывая эту систему, я уже предложила выше образ «цветка». «Сердцевиной» его является Ферганская долина. Северо-западным «лепестком» — российские территории (сейчас уже — далеко не только Поволжье и Северный Кавказ). А юго-восточным «лепестком» — индо-пакистанская зона. От сердцевины этого «цветка» в Ферганской долине распространяются сегодня на нашу территорию споры дестабилизации. Из которых уже готов начать расти мироустроительный хаос.
Концептуальная война
Концептуализация Не-Бытия. Концепты постмодернизма
Наступление постмодернизма продолжается и развивается. И потому чувствовать и понимать его «военно-концептуальное» измерение нам необходимо
Юрий Бялый
Меня при знакомстве с постмодернистскими концептами все время мучил вопрос: откуда все это взялось? Почему хорошо образованные и явно неглупые интеллектуалы вдруг начали невероятно настойчиво «ниспровергать» всю историческую философию и научность — от метафизики и онтологии до теории познания, социологии, антропологии и «далее везде»?
Конечно, как я писал ранее, ключевым «толчком» стало отчетливое и массовое представление об исчерпании и угасании Модерна. Однако это условие необходимое, но недостаточное. Особенно с учетом того, что многие фигуры, которые позже стали «столпами» постмодернизма, начинали свой смысловой поиск с различных версий неомарксизма, причем версий достаточно радикальных (в том числе, в духе Мао Цзэдуна и Че Гевары). И, казалось бы, могли и должны были далее в своих интеллектуальных поисках двигаться в направлении осмысления и развития «левой» идеи.
Так почему их «мейнстримом» вдруг стал постмодернизм? Рискну предложить свое объяснение.
Отмечу, что постмодернизм как особого рода философствование начал развиваться именно во Франции. Конечно, Франция исторически имеет одну из наиболее развитых традиций философствования и является в этой области одним из главных «законодателей мод». Но особенность Франции не только в этом. Это страна, в которой традиционно очень сильна госбюрократия. Здесь интеллектуал был бы должен подтверждать свой статус государственной службой и участием в принятии государственных решений.
Однако та генерация интеллектуалов, которая пошла из марксистов в постмодернисты, появилась во Франции в то время, когда госчиновник стал чураться любой сопричастности ко всяким там философам — пусть даже это Руссо, Вольтер, Дидро или Гельвеций. Такая сопричастность, а то и прямое совмещение чиновного статуса с ролью философа — это XVIII и XIX век, но никак не вторая половина века ХХ.
У современных «Вольтеров» почти нет шансов на искомую сопричастность власти. А в стране с традицией такой сопричастности выросла достаточно крупная образованная прослойка «новых Вольтеров», почти полностью отчужденная не только от госуправления, но и от практической деятельности вообще.
Часть этой прослойки нашла (или создала) себе вполне статусную нишу. Режи Дебре — автор термина «медиакратия», сторонник Че Гевары и советник президента Франсуа Миттерана — в 1979 г. в книге «Власть интеллектуалов во Франции» отметил, что группа интеллектуалов заняла ключевые позиции в сфере контроля идей, ценностей, символов и норм с тем, чтобы «иметь преимущества авторитета и не иметь неприятностей власти». Однако у Дебре речь шла о достаточно узкой группе, которая приобретала авторитет именно потому, что ни в коей мере не стремилась «полностью ниспровергать устои».
А что делать остальным неприкаянным «Вольтерам»? Вот они и начали создавать постмодернизм — как новый тип «виртуальной деятельности» и как «сублимацию» деятельности в самом прямом, психоаналитическом, смысле слова — ими была изобретена такая, пока никем не занятая, сфера виртуальной деятельности, которая предполагает полную «творческую безответственность» и одновременно свободу строить любые воздушные замки.
Но может ли сознание интеллектуала смириться с ролью «хозяина воздушного замка» в обществе, где его воздушные замки не приносят даже ощутимых моральных дивидендов? Нет, разумеется. И тогда рождается счастливая мысль философски уравнять свои воздушные и чужие реальные замки.
Как уравнять? Сначала дискредитировать творения исторических Иисусов, Вольтеров и Марксов, заявив, что все их метанарративы (большие повествования) уже гроша ломаного не стоят. А затем, разрушив прежние устойчивые интеллектуальные «здания», построить свои воздушные замки на их руинах.
Однако эта игра постмодернистов так и осталась бы лишь интеллектуальной игрой, если бы не быстрое развитие технологий «виртуальной реальности», начиная с массового телевидения. Наиболее амбициозные (прежде всего, американские) хозяева миропроектных инициатив, будучи одновременно хозяевами телевизионных «машин виртуальности», осознали возможности постмодернистских идей как инструментария их собственного миропроектного конструирования.
Ибо в виртуальном мире, приобретающем новый статус, хороший воздушный замок — это для таких хозяев ого-го-го какая полезная конструкция. Вспомним, например, знаменитый фильм «Хвост виляет собакой»!.. Вот эти-то хозяева и востребовали постмодернизм именно в качестве творца воздушных замков, в каком-то смысле приобретающих новую и глубоко порочную полноценность.