Началась неслыханная, фарсовая травля Никоновой: «какого черта поспособствовала преступному путинизму, разыгрывающему карту Максима Кузьмина?» Кем надо быть, чтобы начать эту травлю и одновременно восхищаться западными странами, западными журналистами и так далее? Ведь такая травля — это чистейший либеральный тоталитаризм, и не потому, что любая травля — тоталитаризм, а потому, что нарушено священное право западного журналиста на сенсацию.
Классический западный журналист, по поводу которого эти якобы либералы умиляются, обязан создавать сенсации, и его за это упрекать запрещено. Значит, наши западники исповедуют западные нормы только тогда, когда они им выгодны. А как только они им не выгодны, они используют совершенно другой подход: «С кем вы, мастера культуры?», «На чью мельницу вы льете воду?» и так далее.
Но и это еще не все. Началось не просто поношение и Никоновой, и матери Максима Кузьмина. Матери Максима Кузьмина — за то, что она не ангел, и, в отличие от Собчак и Ханги, не имеет ангельских крыльев. А Никоновой — за то, что она осмелилась исполнить свой журналистский долг. Тогда как ее подлинная задача — остерегаться мафии и не лезть под ее каток. А также знать, когда именно эта мафия начнет раскатывать по полной программе.
Помимо этих пакостей началось и нечто другое. Я двадцать лет занимаюсь закрытой аналитикой и обещаю читателю разобраться в том, что именно началось. Пока же я выдвигаю только гипотезу.
Что, если после телевизионной передачи «на хвост» матери Максима Кузьмина и сопровождавших ее представителей телеканала сели другие — более «либеральные» — журналисты?
Что, если они спаивали эту небезупречную молодую женщину, которую представители телеканала не сопроводили до дома, хотя и посадили на поезд?
Что, если они ухитрились вызвать необходимые группы для приема этой, приведенной ими в подпитое состояние, женщины в объятия соответствующих СМИ?
Короче говоря, что, если наши псевдолибералы провели такую чекистскую операцию, которая не снилась тем, кого они проклинают за чекизм?
Руководствуясь своей интуицией, трудноуловимыми приметами (так называемым почерком произошедшего), я считаю допустимым выдвижение такой гипотезы. И я ее буду проверять. Господа псевдолиберальные крокодилы, а также кобры и прочие высокогуманные существа! Вы поняли смысл моих слов?
Я не кого-то там буду просить это все проверить. Я сам все проверю, потому что я привык все проверять сам. И если бы я не умел добывать стопроцентно достоверных сведений и доказывать их стопроцентную достоверность, то не было бы у меня ни аналитического центра, ни всего остального. Равно как и взбесившей вас возможности устраивать съезды в Колонном зале Дома Союзов. Но я сам добываю сведения. И десятилетия потратил на то, чтобы создать инструменты, позволяющие это делать. И в связи с вашим особо подлым поведением я этими инструментами воспользуюсь ОБЯЗАТЕЛЬНО.
Наше общество — очень травмировано. И его реакции на многое отнюдь нельзя назвать адекватными. Но есть рефлекс, который не только сохранен от предыдущего нормального состояния, но и в невероятной степени развит. Это рефлекс недоверия. Вы пытаетесь задействовать его по отношению к другим. И проваливаетесь. Потому что по-настоящему задействовать этот рефлекс можно в одном-единственном случае: когда показан несомненный факт, опровергающий определенное утверждение. Вот вы утверждаете, что человек невероятно толстый, а он стоит перед теми, кого вы пытаетесь в этом убедить, во всей своей худобе. И тогда те, кого вы пытаетесь убедить, что перед ними невероятно жирный толстяк, говорят: «Ты! Ты чё? Ты нас за лохов считаешь?» Дальше следуют гораздо более сильные выражения.
Псевдолиберальное комьюнити уже нарвалось на все это в связи с нашим отсутствием на марше 2 марта. Причина отсутствия вкратце состоит в следующем. Война с разрушителями России требует стратегии, состоящей из двух элементов: А и Б. Удар по врагам России будет сильным, только если вы заявляете: «А + Б!»
Что такое «А» большое? Если «а» маленькое — это поддержка «закона Димы Яковлева», то «А» большое — это новая стратегия, подводящая черту под эпохой копирования нами всего западного. Подчеркиваю — всего. Как западных принципов устройства жизни, которые вполне можно уважать, но которые несовместимы с нашими традициями, устоями, ценностями. Так и западных искажений этих принципов, которые можно только презирать.
Поддержка «закона Димы Яковлева» может быть полноценной только в случае, если мы подводим черту под целой эпохой. Поэтому не надо зацикливаться на перечислении всего того правильного, что сказано в «законе Димы Яковлева». Надо это «а» маленькое переводить в «А» большое. И набрав высоту, атаковать противника.
Что такое «Б» большое? Это новая стратегия в вопросе о детстве. Стратегия, которая основана на все том же подведении черты под эпохой копирования западных, непригодных для нас, позитивов и западных негативов. Например, «б» маленькое — это те два ювенальных закона, против которых мы собирали подписи. А также наше «нет» новым стандартам в сфере преподавания литературы. А также наше «нет» ювенальной юстиции в России. Подчеркиваю — всей ювенальной юстиции в целом, а не только тех двух законов, против которых мы собирали подписи. А «Б» большое — это резолюция нашего съезда. А также конкретизация этой резолюции, то есть переход от концепции к стратегии и от стратегии к политике.
Теперь представьте себе, что вам предлагают убрать «Б» и заменить «А» большое на «а» маленькое. И говорят: «Давайте вместе заявлять: «а! а! а!» Ну, почему же вы не хотите заявлять вместе с нами: «а! а! а»? Ведь это же справедливое заявление!»
Мы отвечаем: «Да, оно справедливое. Но по законам политической войны, а также войны информационной, метафизической и др., замена текста «А + Б» на текст «а! а! а!» — не означает, что мы ГОВОРИМ «а! а! а!». Такая замена означает, что мы НЕ ГОВОРИМ «Б», а также низводим (профессионал сказал бы «редуцируем») «А» большое до «а» маленького. А как только мы это осуществляем, нам говорят: «Вот, вот ведь как! Они не говорят «Б»! Их «а» ужасно скукожилось».
Один раз попав в эту ловушку, мы навсегда лишаемся возможности наносить удары врагу по единственно опасной для него схеме: «А + Б». И поскольку никто, кроме нас, наносить такие удары не может, то враг ликует.
Чем, с этой точки зрения, является шествие 2 марта? Не желая увлекаться конспирологией, я обязан признать, что это шествие является, прежде всего, элементарным и совершенно правомочным желанием власти продемонстрировать, что ее тоже кто-то поддерживает. И что таких поддерживающих — предостаточно. Поддержка власти в том, что касается «закона Димы Яковлева» вообще и новых обстоятельств, делающих этот закон особо актуальным, тем более, — вот что такое «а» маленькое. Выводя своих сторонников на площадь для своей поддержки, власть обязательно должна убрать «Б», то есть систему претензий по отношению к власти, а не по отношению к американцам. И редуцировать «А» большое до «а» маленького. То есть сосредоточиться на Максиме Кузьмине и Диме Яковлеве и обнулить (профессионалы скажут «элиминировать») всю сопряженную с этим крупную и сверхкрупную проблематику.
Сделав это, мы совершили бы непростительную политическую ошибку. Ибо «А + Б» — это формула патриотической оппозиции. А белоленточники и их бюрократические (и олигархические) союзники больше всего боятся не власти, а именно такой патриотической оппозиции. Что же касается власти, то история с Юлией Кузьминой (мать Максима зовут Юлией) показала, чего стоит эта самая власть. И ведь никто не заметил, что именно власть о себе рассказала. Понимаете? Никто! Даже ее, власти этой, так сказать, непримиримые белоленточные противники.
Между тем, для того чтобы это заметить, нужно было всего лишь перенести себя в какой-нибудь 1980 год. Возникает крупный международный скандал, обсуждаемый и в Верховном Совете, и на телевидении. Скандал возникает вокруг умершего ребенка и его матери. Мать — жертва американского империализма. В качестве таковой ее обсуждают в газете «Правда». А также на телевидении и аж в самом Верховном Совете. Но ведь такое обсуждение привлекает внимание всех, не правда ли? Злопыхателей, в том числе. И они постараются опорочить мать. А что, не так? Конечно же, попытаются. А также сыграть на разного рода струнах: «Вот-де, мол, как плохо эта мать живет…».