— позиция основных Великих религий: история — предопределенное Богом-творцом развитие событий во всем тварном мире, включая человечество;
— позиция «исторического позитивизма»: история — закономерный вселенский процесс прогрессивного развития природы и человечества, законы которого можно и должно постичь и, соответственно, использовать;
— позиция «исторического активизма»: история — дело рук человечества, все более глубоко познающего и прогрессивно преобразующего себя и мир;
— позиция «антиисторического пессимизма»: история как прогресс — это миф, в действительности мы видим лишь регрессивный этап очередного вселенского цикла (от золотого века к веку железному);
— позиция «исторического стохастизма»: в истории нет никаких законов и устойчивых тенденций, это лишь последовательность уникальных и случайных единичных событий, которые не укладываются ни в какие связанные логические цепи.
Уже к концу XIX века в описанном раскладе позиций сформировались своего рода «коалиции». Первая коалиция — это некоторый синтез исторического позитивизма и исторического активизма, наиболее ярким выражением которого стал марксизм. Солидаризуясь с Миллем, марксизм утверждал наличие в истории познаваемых закономерностей и тенденций развития общества и человека. Но затем шел дальше, указывая на способность человечества использовать закономерности и «подталкивать» тенденции.
В предисловии к первому тому «Капитала» Маркс писал: «Когда общество находит естественный закон, определяющий его развитие, даже в этом случае оно не может ни перескочить через естественные фазы своей эволюции, ни выкинуть их из мира росчерком пера. Но кое-что оно может сделать: сократить и облегчить родовые муки».
Почти одновременно с «прогрессистской коалицией» возникла и вторая «коалиция»: исторического стохастизма и антиисторического пессимизма.
Так, например, неокантианцы Г. Риккерт и В. Виндельбанд решительно боролись и с гегелевской концепцией истории как деятельного развертывания «Мирового духа», и с марксизмом, включившим в это развертывание деятельного человека. Они утверждали, что история есть лишь цепь несвязанных случайностей, лишенных любой организованной системности и какой-либо внутренней, собственно исторической, логики развертывания.
А сторонники Примордиальной Традиции (такие, как Р. Генон) вообще отрицали какое-либо «прогрессистское», то есть ориентированное на развитие, измерение истории. И, напротив, рассматривали свою эпоху как очередную (в некоторых случаях — финальную, предшествующую вселенской катастрофе) фазу «метафизического регресса», то есть отпадения большинства человечества от благой истины этой самой Традиции.
О том, как и на каких основаниях разворачивалась борьба с идеей Истории как развития, и как эта борьба переходила в современный «постмодернистский» этап, — в следующей статье.
Война идей
Идеи и идеологии
Идеология никогда не может быть до конца рациональной, и потому в эпоху торжества научной рациональности она рассматривалась как нечто не вполне респектабельное
Мария Мамиконян
В предыдущей статье мы затрагивали вопрос о сознательном «культурном киллерстве», которое наш глобальный противник пытается выставить как «смерть культуры по естественным причинам». Вроде как жила, жила, устала и померла. Также мы говорили, что в ходе идеологических боев возник, точнее, был создан, специфический «киллер», ошибочно принимаемый за интеллигента. А потому весьма «успешно» сработавший в эпоху перестройки как некое супероружие и пытающийся повторить сейчас то же самое.
Что именно произошло в советскую эпоху с прежней культурной нормой, как именно к концу эпохи мы вместо «авангарда» в лице «партии пролетариата и трудовой интеллигенции» получили мещанский идеологический арьергард, с вожделением смотрящий на западный буржуазный уклад и с отвращением — на все, что касалось идей коммунизма, это отдельный важный сюжет. Но все же, прежде чем двигаться дальше, надо сказать, что выращивание культурного киллера определенным образом было связано со специфическим перемешиванием сферы культуры (широко понимаемой) и более узкой сферы идеологии. Наложением идеологических жестких скреп на живую жизнь идей, развивающихся (в том числе и конфликтующих, и даже воюющих) в культуре. В пространстве заведомо более широком.
Война идей, которую мы изучаем, достаточно многомерна. Не поняв этого, можно попасть в ловушку. Тем более что нынешняя война идей имеет мало общего с классической идеологической войной, она же война идеологий. То есть, конечно же, война идеологий — это часть войны идей, но в XXI веке только часть, и не более.
Нарисуем два круга — большой и маленький. Маленький полностью входит в большой. Этот маленький круг — война идеологий, а большой — война идей. Есть очень влиятельная точка зрения, согласно которой радиус маленького круга к концу XX столетия стал стремительно уменьшаться и к началу XXI уменьшился до нуля. Конечно же, это не так. Но, повторяю, эта точка зрения очень влиятельна. Она получила название «смерть идеологии». И дополнила ранее введенное в обиход мнение о смерти культуры. Европейской культуры. Остальные культуры западных культурологов и философов заведомо не интересуют как живые сущности. Однако чтобы понять, умерли идеологии или не умерли, надо уточнить, что такое идеология, не правда ли?
Слово «идеология» образовано по аналогии со многими другими так же построенными терминами. Например, «биология». Что такое биология? Это, прежде всего, «логия» — то есть знание о чем-то. Логос — слово, разум, знание. Если вы занимаетесь «логией» чего-то, то значит, вы это что-то изучаете. Занимаясь биологией, вы изучаете живое (биос). Занимаясь идеологией — тоже изучаете нечто. В принципе, идеи как таковые. Но как-то так исторически сложилось, что занимаясь идеологией, вы изучаете не абы какие идеи, а системы концептуально оформленных взглядов и идей. Если эти системы не оформлены концептуально (отдельный вопрос, что это такое — концептуально), то вы не можете их изучать, занимаясь идеологией.
Изучать — не можете. Что же касается не «изучать», а «создавать» (опять же сложилось так, что идеолог — это не исследователь определенных мировоззренческих систем, а именно их создатель) — то вы, конечно, можете взять недооформленную идею, идею, не превращенную в систему, и оформить эту идею, превратив ее в систему. Тогда то, что вы сделали, войдет в круг с малым радиусом, о котором было сказано выше. То есть в собственно идеологическую сферу, находясь в пределах которой, «это» может быть и изучено, и задействовано определенным образом. Если же вы недооформленное начнете просто задействовать или даже просто изучать, то вы будете изучать или задействовать идеи (в том числе, и осуществляя войну идей). То есть действовать в рамках круга с большим радиусом, но не в рамках круга с малым радиусом.
Итак, идеология — это система, система оформленных взглядов и идей. Мало того, чтобы быть полноценной идеологией, эта система оформленных взглядов и идей должна выражать интересы различных социальных классов и макросоциальных групп — так это формулируется в теориях, оперирующих понятием «идеология». Представители этих классов и групп (интеллигенция, например, не была классом, но была группой, или, как ее называли, «прослойкой») должны в своем отношении к действительности и к другим классам и группам ориентироваться на принятую систему идей, что и превращает эту совокупность идей в идеологию. Если они на нее не ориентируются, то это не идеология, а протоидеология. Ориентируясь на идеологию, классы и макросоциальные группы должны или отстаивать сложившийся порядок вещей, или стремиться к преобразованию этого порядка вещей. Если они отстаивают существующий порядок вещей, то они задействуют консервативную идеологию. А вот если они стремятся изменить порядок вещей, то… То все, пожалуй, не так просто! Потому что тут важно, на какой другой порядок вещей они хотят изменить порядок имеющийся. Если они, например, хотят разрушить буржуазный строй и при этом создать такой строй, в котором могло бы существовать нечто добуржуазное, для них важное и ими любимое… И если при этом желаемый ими строй не является феодальным в буквальном смысле слова… Что ж, тогда речь идет о консервативно-революционном направлении. Это направление было в первой четверти XX века заявлено Меллером ван ден Бруком, позднее разработано его последователями, в том числе активно — фашистами. В постсоветской России о консервативной революции много писал и пишет Дугин.