Я больше не могу идти по пути реформ. Я не верю ни красным, ни белым, ни левым, ни правым, и за это все они не верят мне. Я бы остался со всем остальным народом, но я больше всего боюсь этот самый народ. Я всегда был с ним, и вдруг выпал, ну, думал, случайно, сейчас вернусь в строй, да вдруг вижу, что не один я выпал, много вокруг нападало.
Это, видимо, был сон. Я стал поднимать их, но они общались со мной матом, которого я почти не понимал. Я посмотрел на себя и увидел, что я сам постепенно превратился в довольного буржуина и стал похожим на старого „Мальчиша-плохиша“. Я стал кричать, что через три дня придет Красная Армия и выручит нас из поганого буржуинства, но никто меня не слушал. Я проснулся и решил вернуться в СССР.
Я никого туда не зову, я ухожу один в ту страну, где все ждали лучшего и проморгали хорошее.
Я чувствую, что скоро в СССР захотят почти все и пойдут туда стройными рядами, возможно, даже во главе с нашим правительством. Я хочу убежать туда первым и занять очередь буквально на все. Остальные начнут занимать за мной, но на всех все равно не хватит.
Это будет, но будет потом. А я уйду сейчас. Мне бросят в спину камни. А потом бросят камни по спинам тем, кто побежит меня возвращать, но уйдет вместе со мной. А потом по этим камням пойдет монолитное все, и чтобы оно не заблудилось, я оставлю мелом стрелки, как правильно возвращаться. Это легко. Да, надо, чтобы Ленин был снова жив, партия стала честью и совестью, дети записались в комсомол и занимались физкультурой. Нужно разорить всех богатых и уравнять их с бедными, сделать водку по 4 рубля 12 копеек за одну бутылку, и вместе с украинцами, белорусами, эстонцами и другими дружными народами выпить так много, чтобы забыть вражду и снова проснуться в СССР. Это единственная дорога, и никакой другой тропинки просто нет. Сегодняшние дети уже будет жить в социализме, будь он трижды не ладен. А наши внуки начнут строить коммунизм, не сразу, конечно, но обязательно начнут.
Мы скоро вернемся в СССР, вновь сделаем могучую страну и честную партию, повсюду развесим портреты любимых вождей и их славные слова, нас снова научатся бояться развитые страны, а мы мирно сопьемся на своих маленьких кухнях и начнем бесстрашно рассказывать анекдоты про власть и правящую партию. Это настоящее счастье — ничего не иметь и ничего не терять…
Я не хочу поворачивать со всеми, я хочу сразу назад, строго и по прямой дороге, и прямо в СССР.
Я всех вас там и подожду».
Итак, что это за текст?
Во-первых, это текст, безусловно, талантливый.
Во-вторых, это текст, безусловно, искренний.
В-третьих, это текст людей, которые испытывают мощное стремление назад. При этом это даже нельзя назвать ностальгией — это другое. Это уже волевой импульс.
Это текст одного из тех, кто является нашим сторонником. Это текст одного из тех, кто слагает большинство, которое не хочет десталинизаций и много, много другого. В этом смысле это замечательный, великолепный, талантливый текст.
Но он больной.
Если люди хотят понять, что такое регресс и что такое внутренний надрыв, надлом, то это именно и есть то, что предъявлено в данном тексте. И не надо мне говорить, что я не понимаю иронии художника (а автор, безусловно, художник)! И не надо мне говорить, что я хочу какой-то прямолинейности. Я — человек, посвятивший свою жизнь искусству, и я понимаю, что такое произведение искусства и чем оно отличается от прокламации или от концептуально-теоретического текста.
Я просто хочу сказать, что если вычесть иронию, если вычесть все специальные приёмы, которые применены в данном тексте, то всё равно останется надлом. Это первое. А в надломленном состоянии вернуться нельзя никуда. Одиссей может вернуться в Итаку, евреи могут вернуться в Иерусалим, потому что они не надломлены. А в этом есть надлом.
Поэтому хотеть вернуться можно, но, как говорят в таких случаях: «Хотеть не запретишь». Но даже хотеть в надломленном состоянии сильно — нельзя. И потому вернуться нельзя, что сильно хотеть нельзя. Надлом и сила воли не совместимы. Либо исправляется надлом, либо не возникает силы воли.
Автор текста, конечно, хочет в брежневизм. Он прямо говорит, что хочет в 80-й год, где он будет сдавать макулатуру, нормы ГТО… «Я хочу вернуться в 1980 год, собрать в одном месте всех сегодняшних…»