Форма может выражать содержание в большей или меньшей степени. Если использовать здесь марксизм, то форма может способствовать развитию содержания и может тормозить развитие содержания. Тогда, когда форма начинает тормозить развитие содержания, как говорит классический марксизм, форму сбрасывают и меняют с тем, чтобы дальше начинало развиваться содержание. И в этом суть истории. Здесь есть перекличка между Марксом и Гегелем. Не такая простая, как кажется, но есть.
Маркс разбирал превращённые формы в связи с товарным фетишизмом и вообще со свойством сложных целостностей использовать посредников, которые обеспечивают в этих целостностях взаимосвязь и которые сами отчуждаются от целостностей.
Не узнаёте здесь ничего? Это и есть то, что я предлагал когда-то в виде лингвистической игры.
— Ну, давайте, — говорил я, — добавим к названию «Министерство обороны» слово «смерть» — Министерство смерти обороны… К Министерству образования — Министерство смерти образования. И так далее. Форма, институт, министерство начинает отрицать своё содержание: оборону, образование и т. п. Я здесь опять повторяю фразу своего отца, который говорил, когда ушел с заведывания кафедрой: «Да нет, вроде всё хорошо. И люди хорошие, но только знаешь, если бы студентов не было, то, может быть, кафедра работала бы ещё лучше».
Так вот, кафедра, которая ещё лучше без студентов, — это тоже превращённая форма. А превращённая форма не выражает содержание в большей или меньшей степени, не искажает его, не трансформирует, — она его уничтожает, истребляет.
По этому поводу очень неплохие статьи написал Мераб Мамардашвили в книге «Как я понимаю философию» — об эмансипации формы, и о том, что форма оказывается некоей тенью (я обращаю здесь внимание на то, что когда-то сказал Юнг, на «тень» у Юнга), мёртвым пространством внутри системы…
В связи с этими превращёнными формами всегда говорится о рациональности, и что любое превращение — есть иррациональность. Маркс в связи с этим, поскольку в математике было не так много чего в его время, очень любил использовать термин «мнимые числа». Превращённые формы — как мнимые числа. Сжатие опосредующих звеньев, их эмансипация и их агрессивное отчуждение от того, что они должны обслуживать, и является одним из феноменов, который приковывал внимание Маркса. Потому что Маркс чувствовал, что вот здесь его теория нарывается на некий айсберг. Что, с одной стороны, вроде бы она находит здесь наиболее полное воплощение, а, с другой стороны, вот здесь-то и наступает какой-то затык.
Мамардашвили называет это «дырами целого», квазипредметами. Процедуру формирования подобного рода форм называет «феноменологическим замещением». Естественно, что очень часто это обсуждали в связи с товарным фетишизмом и с общественным фетишизмом вообще. Кое-что из этого было заимствовано у Фейербаха, который в свою очередь заимствовал нечто у Гегеля. Но самое серьёзное — это мучающее Маркса ощущение, что есть какой-то парадокс, что здесь бытие и сознание вступают в особые отношения. И что есть неустранимые различения между бытием и сознанием, которые и знаменует собой проблема превращённых форм.
Мамардашвили пишет:
«Если более глубоко и до конца продумать и развернуть философские последствия проблемы превращенной формы, то окажется, что учитывающий ее способ обращения с фактами этой реальности предполагает иные метафизические допущения и постулаты, чем те, которые допускались классикой и полагались ею в качестве всеобщих и универсальных. …Это касается прежде всего пересмотра формулировки таких абстракций, как абстракции упорядоченности бытия или его хаотичности, прерывности и непрерывности, однородности и неоднородности, понятий истины и заблуждения, отношения „описания извне“ объектов человеческой реальности и их „описания изнутри“ и т. д. Речь в принципе должна пойти о построении онтологического пространства мысли, отличного от так называемого „декартова пространства“ и могущего тем самым послужить лоном отработки или, если угодно, изобретения расширенных форм рациональной мысли и объективного знания и описания».
Не знаю, будет ли эта мысль рациональной до конца, но, безусловно, то, что он здесь сказал, очень важно. Так вот, есть все основания полагать, что чёрная энергия и чёрная материя является как бы физическим эквивалентом иного. То есть чего-то такого, что не вписывается в классический монизм, в универсалистскую модель мира, построенную из одного источника. Эйнштейн постоянно мучился с этим, потому что он хотел всё истолковать из кривизны пространства и времени. И, в конце концов, вынужден был ввести так называемый лямбда-член в свою модель, что сразу и породило эту чёрную энергию и чёрную материю, как некое предвидение. И одновременно лишило его модель того универсализма, о котором он так мечтал. Чтобы всё, всё, всё было выведено из этого самого искривления пространства и времени, из квантованного пространства и времени… — Вот оттуда.