Только в том случае, если наука является непосредственной производительной силой, в производственные отношения входит некий субъект, называемый «когнитариат», то есть полноценный эсплуатируемый класс.
Что происходит в России? В СССР на последнем этапе как раз и было сказано, что наука стала непосредственной производительной силой. Но никаких выводов по этому поводу сделано не было. Потому что это означало, что классическая бюрократия должна делиться с интеллигенцией, которая превращается в полноценный новый класс, не благами, которыми бюрократия готова была делиться (под бюрократией я имею в виду политическую номенклатуру), а властью. Но властью номенклатура, то бишь, бюрократия наша, абсолютно не готова была делиться ни с кем. И уж тем более — с этим новым классом. Который, в свою очередь, себя новым классом не ощущал.
Всё, над чем я бился со второй половины 70-х годов вплоть до того, как это рухнуло, — это попытка создать внутри данной среды прослойки, пропитанной мировоззрением. Новым мировоззрением, классовым.
Этому мешало всё: концепция бесклассового государства, классическая концепция диктатуры пролетариата, всё остальное.
В итоге, став классом по сути в системе производительных сил и оставшись прослойкой по мировоззрению и по всему остальному, интеллигенция и грохнула как себя, так и народ. Она историческую функцию не выполнила. А выполнила, наоборот, функцию антиисторическую. И отвечает, прежде всего, за совершённые ею преступления. Как потому, что именно она (наряду с обыдленным мещанством и преступностью) поволокла «Коломбину» в стойло этого «Арлекина», так и потому, что она не осознала себя в новом качестве, чему в существенной степени помешали её герои — и либеральные (типа академика Сахарова), и консервативные (типа Солженицына). Они все увели данную прослойку от осознания того, что она уже становится классом, а это мучительный переход из одного состояния в другое.
Номенклатура же не хотела делиться властью с новым классом, не хотела преобразовывать прослойку в этот новый класс, боялась до смерти этого нового класса и имела к этому определённые основания. В итоге она его грохнула вместе со страной. И решила, что лучше она превратится в буржуазию на обломках страны — в паразитарную, криминальную буржуазию, — чем начнёт с кем-то делиться властью в обновлённом Советском Союзе.
Слабейшим звеном во всей этой системе оказалась именно прослойка интеллигенции, которая должна была преобразовываться в этот новый класс, потому что её-то и грохнули беспощадно, системно. Она в ту сторону поволокла процесс. Она этот процесс обслужила. По большому счёту, она и обслужила ту же номенклатуру, которую привыкла обслуживать, только обслужила самую её грязную и подлую криминальную часть. Получила свои «30 серебряников» — и после этого, в качестве массового слоя или прослойки, начала загибаться. И превратилась в самую потерпевшую, самую социально-игнорируемую группу в стране. Никто не потерял столько, сколько она, в грубейшем социальном смысле.
Как я много раз говорил, если раньше средний рабочий, водитель машин, жил в несколько раз хуже профессора, то теперь он живёт в несколько раз лучше профессора, — не потому, что профессор живёт так замечательно, а потому, что профессор просто загибается. И эта самая прослойка — весь этот интеллектуальный субстрат — будет первым уничтожен, если продолжится псевдокапиталистическая оргия. Он не нужен. Ликвидкому он не нужен. Ликвидком всячески намекает этому классу, что надо либо валить, либо самоликвидироваться. И всё.
Небольшая часть встроилась в эти отношения и играет роль некой обслуги, кто-то уехал, все остальные загибаются.
Теперь задача состоит в том, чтобы привнести в эту группу классовое полноценное сознание, что в принципе в условиях регресса невозможно, и в условиях такой разгромленности этой группы — тоже невозможно.
В России XXIвека нет когнитариата, равно как не было полноценного пролетариата в России XIXвека.
Соответственно, Маркс мучительно думал о том, что будет делать Россия. А Ленин разрубил этот гордиев узел очень просто и абсолютно антимарксистским путём. Он сказал: «Да, полноценного пролетариата в России нет, что поделаешь! Я понимаю. („Развитие капитализма в России“ называется — очень интересная книга. Такая современная, что дальше некуда! — С.К.) Но если даже этого класса нет, а за ним будущее, то надо создать партию этого класса — и тогда создастся класс».