Не то чтобы он не подозревал… Эти постоянные исчезновения по надуманным поводам, поздние возвращения, якобы от подружек. Но не допускал, боролся с самой мыслью о возможности измены, отчаянно не хотел пускать признаки свершившегося в свою жизнь. Иногда так хочется верить вопреки!
Но нарыв созрел. И в этот, как специально подобранный незримым декоратором промозглый осенний вечер, с первыми произнесенными ею словами стало ясно, что больше не спрятаться, не замолчать. Удивительно, но он не чувствовал в тот момент ни боли, ни злости, ни даже грусти. Всё это придёт чуть позже, спустя время, когда настигнет осознание произошедшего. Сейчас только пустота и безмыслие.
А вот Олю распирало желание сказать многое. Что всё могло быть по-другому, что он сам во всём виноват, что совершенно перестал интересоваться ею, что пропадает неделями в походах с друзьями, такими же блаженными, как и он сам. И ещё много чего… Но она смолчала, потому что уже сказала слово, которое всё изменило, слишком веское, чтобы размывать его пеной упрёков. И теперь она ждала.
Молчание затянулось, тишина давящим грузом легла на плечи обоих.
— Значит, уходишь? — наконец выдавил он.
— Да, — всё так же, не отрывая глаз от пола, произнесла она.
— А он кто?
— Разве это важно?
— Наверное, нет, — согласился он и тут же спросил, — я его знаю?
— Нет.
За окном одинокий прохожий, втянув голову в плечи, торопливо прошагал прямо по лужам и скрылся за углом.
— А как же Катя? Ты о ней подумала?
Оля закусила губу:
— Думала. Это, конечно, будет для неё нелегко. Но всё наладится. Ты сможешь видеться с ней в любое время.
«Она уже всё обдумала, — эта мысль также не вызвала никаких эмоций, — наверное, надо попытаться её вернуть, уговорить. Не пустить. Силой, если придётся. Может, даже врезать ей, что ещё полагается делать в таких случаях? Но почему мне всё равно? Какое-то отупение. Видимо, у меня шок или вроде того».
— Ладно.
— Ладно? И это всё?
— Я не знаю, что сказать, — честно признался он, — я пойду спать.
Он ушёл, отводя взгляд, чтобы не видеть, как она плачет. Потому что её слёзы — это, пожалуй, единственное, что могло растопить корку льда, покрывшего его душу. А он берёг это состояние, оно хранило его от боли.
Глава 4. Провал
Ночь прошла спокойно. Друид с Женей расположились в одной палатке, а Игорю досталось соседство с Андреем в другой. Благодаря этому обстоятельству они тайком пропустили ещё по стаканчику разбавленного спирта.
Вымотавшись за день пешего пути, Игорь уснул, как в колодец провалился, мгновенно и без снов. Несмотря на неудобное и жёсткое ложе. Двухслойный туристический коврик не очень-то смягчал мелкие неровности и камешки на поверхности земли, и только накопившаяся за день усталость сглаживала это неудобство.
В шесть утра Игоря разбудил будильник на телефоне. В первые секунды он не мог сообразить, где находится. Придя в себя, потянулся к выходу из палатки. Андрей на вкрадчивую мелодию будильника никакого внимания не обратил.
Выбравшись, Игорь увидел Женю, делающего разминку. Над погасшим костром еле-еле курился дымок. На траве крупными каплями блестела роса. Игорь никогда не видел такой крупной росы. Порывшись в памяти, он пришёл к выводу, что не помнит, когда вообще видел росу в последний раз.
Женя провёл руками по траве, затем умыл лицо росой. Игорь повторил за ним процедуру и почувствовал сначала холод, а затем прилив бодрости. Остатки сонливости окончательно покинули его.
Лес тоже проснулся, лесные пичуги завели звонкие трели, трудяги муравьи деловито сновали во все стороны, здоровый жук неторопливо пролетел мимо, едва не врезавшись Игорю в лицо.
— А где Друид? — спросил Игорь Женю.
— В лесу. Час назад ушёл, может, больше.
— Час назад? И куда?
— Сказал, провал где-то рядом, чувствует его.
— Думаешь, найдёт?
Женя пожал плечами:
— Посмотрим.
Игорь уже не удивлялся причудам Друида. Он даже не исключал возможность того, что Друид и впрямь в одиночестве сможет почувствовать, где находится этот провал.
— Кофейку бы сейчас, — мечтательно произнёс Игорь, очень живо представляя перед собой чашку ароматного и горячего кофе.