Выбрать главу

Зинаида Васильевна забеспокоилась, потрогала Тимкин лоб. Потом спросила, не болит ли у него живот и не поссорились ли они с Сенькой. На все ее расспросы Тимка отрицательно качал головой.

Михаил Петрович, озабоченный рассказом жены, перехватил ночью племянника по дороге из туалета, спросил, все ли у того в порядке, и на руках отнес в детскую.

Утром Михаил Петрович ушел из дома до того, как Тимка встал, а придя с работы, сразу же спросил, как там Тимур. Зинаида Васильевна успокоила:

— Как всегда. Скакали с Сенькой по двору на одной ноге, кто кого «перескачет». «Консенсуса» по этому вопросу не достигли и подрались. Пришлось отхаживать их полотенцем. После этого стреляли из арбалета в твой старый соломенный «брыль». Шляпа отделалась легким испугом. А вот горшок с геранью, который я в Плезир вынесла, получил ранение средней тяжести.

Немного погодя, когда уставший Миша- бригадир в ожидании ужина задремал на диване в гостиной, из кухни выглянула Зинаида Васильевна и рассерженно окликнула мужа:

— Миша! Ты что — не слышишь? Телефон звонит! А у меня руки в муке!

Михаил Петрович неохотно потянулся к трубке.

— Квартира Рокотовых? Михаил, ты? — раздался в трубке глуховатый спокойный голос.

Михаила Петровича как током ударило.

— Антон?!!!

— Так точно. Здравствуй, Миша!

— Здравствуй, здравствуй, дорогой! Ты где? Когда приедешь?

На том конце провода тихонько рассмеялись.

— Значит, ждал бродягу? В Москве я. Если уговорю своих медицинских генералов, то ждите меня на этой неделе. Как Зина? Володя?

Откашлялся.

Тимка здоров?

— Тимка такой еще парень! Чуть ли не с меня ростом. Ждет тебя. Мы все заждались! А Вовка в Сургуте, бурит вечную мерзлоту.

— Миша, я позвоню перед приездом. А тебе нужно что-нибудь из Москвы привезти? Может инструменты какие-нибудь? И Зине.

— Ничего не надо, Антон. Только приезжай!

— Тогда всем привет и до встречи!

Михаил Петрович долго еще держал в руке трубку, из которой раздавались короткие гудки.

— Миша, — заглянула в дверь Зинаида Васильевна, — это не Клара звонила?

— Антон в Москве…

— Да ну! А к нам когда?

— Не знаю. Тимку нужно как-то подготовить, — сказал растерянно. — А где он сейчас?

— На великах с Арсением катаются. Через час обещали вернуться.

Михаил Петрович тяжело поднялся с дивана и отправился в свою мастерскую в сарайчике, чтобы занять работой руки. Так в одиночестве думалось ему лучше.

— Кутик, — сказал он Тимке, когда тот с влажными после душа кудряшками устраивался у ночника в третий раз перечитывать любимую повесть Кервуда о приключениях медвежонка и щенка в Канадской тайге.

— Кутик, ты знаешь, что Вовка осенью приедет?

— Не осенью, а в конце лета. Август еще летний месяц. Знаю. Вот весело будет!

— Ладно, грамотей. А еще раньше, на этой неделе приедет твой отец. Звонил он сегодня из Москвы.

Тимка опустил тяжелую книгу на одеяло и испуганно взглянул на папу-Мишу.

— Зачем?!!

— О чем ты, Кутик? Он к родным людям едет! Это же радость большая и для нас, и для него!

— Только не для меня! Не приезжал, не приезжал и вдруг объявляется!

— Тима, у них на лодке была большая авария. Мне в военкомате сообщили, но просили до возвращения Антона никому об этом не рассказывать.

— И Вове?

— И ему. Лодку и экипаж Антон спас. Его даже наградили за это. Но многим пришлось долго лечиться. И Антону. Может неправильно, что я, на ночь глядя, тебе об этом говорю, только, я думаю, вдруг отец завтра приедет, а ты ничего знать не будешь. А ему сейчас помощь от нас нужна. Он же атомной лодкой командует, если там авария — это же чрезвычайное происшествие…как там они говорят… «для всего шарика». Для Земли, то есть. Представляешь, сколько ему пришлось пережить?!

— А зачем ему эта подводная лодка?! Путешествовал бы на корабле! А если под водой, то, как Кусто!

— Он военный человек, Тима! Он присягу приносил Родину защищать! Его дело приказы командования выполнять любой ценой. Он собой не распоряжается. Конечно, как Кусто, было бы лучше, но у Антона жизнь сложилась иначе. И я тебе так скажу: редкому человеку такая судьба по плечу. …

Тимка встал на колени и ладошками закрыл Михаилу Петровичу рот.

— Пап-Миша, не надо! У нас каждое первое сентября День Родины! Только, когда эта война была! Теперь у нас мир! И знай, если он приедет, и ты меня отдашь, — я убегу!

Михаил Петрович отвел Тимкины руки от своего лица.