Так Победоносный всячески ободрял домохозяина, и скорбь его утихла, и он, очень довольный, последовал за Буддой в храм. Там Победоносный сказал великому Маудгальяяне{126}:
– Прими этого домохозяина в монашество.
Почему все так случилось? Дело в том, что живое существо может посвятить в монашество только тот, кто имеет с ним причинно-следственную связь. Имеющий причинно-следственную (кармическую) связь с Буддой не может быть посвящен в монашество другим. Имеющий же причинно-следственную связь с другим, Буддой не может быть посвящен в монашество. Имеющий причинно-следственую связь с Шарипутрой не может быть посвящен в монашество Маудгальяяной, Кашьяпой, Анирудхой, Монкой или другими учениками [Будды].
Таким образом, никем, кроме того, с кем имеешь причин- но-следственную связь, не можешь быть посвящен в монашество.
Маудгальяяна тоже подумал: «Этот домохозяин стар, и он не может ни священные тексты наизусть заучивать, ни практиковать дхьяну, ни выполнять обязанности члена монашеской общины. Однако царь Дхармы – Победоносный повелел мне посвятить его в монашество. Поэтому в силу устава нельзя отослать домохозяина обратно». Подумав так, Маудгальяяна посвятил старца в монашество и принял от него обеты.
Человек этот в предыдущих рождениях уже породил основу для своего духовного освобождения. И то, что его зацепил железный крючок Учения, было так же неизбежно, как быть на крючке рыбе. Поскольку этот человек и основу для своего духовного освобождения породил, и массу благих заслуг накопил, то, днем и ночью усердно прилежая, он научился читать и произносить наизусть слова священных книг воспринял и постиг Сутра-питаку{127}, Виная-питаку{128} и Абидхарма-питаку{129}. Однако по дряхлости своей он не мог ни совершать предписанные обряды, ни оказывать должное почтение вышестоящим членам монашеской общины, ни соответствующим образом встречать и провожать их, ни соблюдать чин в разговоре со своим наставником, ни кланяться ему, как положено. Поэтому молодые монахи, раньше его вступившие в монашество и сидевшие выше его, считали, что старый монах кичится своими успехами в чтении, заучивании и постижении священных текстов и поэтому не оказывает им почтения, и они постоянно придирались к нему.
Тогда старый монах подумал так: «Когда я пребывал в семье, жена и дети не давали мне житья. Вступив в монашество, думал от этого избавиться. Но за какие грехи в прошлом я сейчас от молодых монахов такие муки терплю? Лучше уж мне умереть».
С этими мыслями пришел старец на берег большой реки, протекающей около рощи Венувана, снял монашеское одеяние, повесил его на ветки дерева, стал на колени и, обливаясь слезами, произнес про себя такое моление: «Я ни в коей мере не отказываюсь от Будды, Учения и монашеской общины. Я лишь оставляю тело мое. И в силу благих заслуг, порожденных моими деяниями, соблюдением правил моральной дисциплины, прилежанием, чтением сутр, да смогу возродиться я, расставшись с этим телом, могущественным, богатым и в достойном роду! Да не будет мне препятствий для вступления в святое Учение! Да буду я постоянно встречаться с тремя драгоценностями! Да буду я прилежать в монашестве и Учении! Да встречусь я с мудрым наставником, указаниями которого сподоблюсь перейти в нирвану!» И с этим он приготовился смело прыгнуть в реку в том месте, где течение было сильное, глубина большая и кружили водовороты.
Тут Маудгальяяна, поглядев божественным глазом, подумал: «Что это мой ученик собирается делать?» И, увидав, что его ученик прыгнул в реку, он своей волшебной силой воспрепятствовал падению в воду старого монаха, взял его и положил на берег, вопрошая:
– Что ты делаешь, мой духовный сын?
Старец устыдился, смутился и не знал, что ответить. «Если я солгу и обману мого наставника, – подумал он, – то за обман наставника во всех следующих рождениях будет на мне грех, лишающий дара речи[49]. Кроме того, если я солгу, то наставник запредельной мудростью своей обнаружит мою ложь. Кто в мире обладает благоприобретенной мудростью, по своей природе правдив и чужд обмана, тот почитается богами. Кто же обладает благоприобретенной мудростью, но не чужд обмана, тот не должен быть наставником других и не почитается людьми. Кто не обладает мудростью, но правдив и чужд обмана, тот, хотя и не может быть полезным для других, себе творит пользу. Кто же глуп и омрачен духовным невежеством, да при этом еще и склонен к обману, тот повсюду слывет за негодяя, и, что бы он ни произнес, все говорят: „Этот – лжец и обманщик". И если он даже скажет правду, никто ему не поверит. Таким образом, если я солгу наставнику, то это будет неправильно и недостойно. Скажу-ка я ему лучше правду». И, подумав так, старец отвечал наставнику следующее:
– Докучали мне домашние дела, и я ушел из дому в монашество в поисках мира и уединения. Но, спокойствия и здесь не обретя, решил умереть.
Услышав эти слова, Маудгальяяна подумал: «Если я не устрашу его предстоящими рождениями и смертями, то не будет для него пользы от вступления в монашество». И он сказал:
– Крепче ухватись за край моего духовного одеяния и смотри не выпусти его!
И как только прозвучали эти слова, они вознеслись на верхнее небо, и, подобно тому как ветер гонит мякину, магическая сила повлекла их с такой легкостью, с какой несут в руке один-единственный волосок. Подобно тому как сокол несет в когтях птенчика, так и магическая сила Маудгальяяны вознесла их в небо и за время, необходимое человеку, чтобы согнуть и разогнуть руку, доставила на берег моря. На том берегу лежало дивное сложением тело недавно умершей красавицы. Изо рта трупа выползала змея и скрывалась в ухе. Маудгальяяна взглянул на труп, а старый монах спросил:
– Кто эта прекрасная женщина?
– Придет время, и я тебе объясню, – ответил ему Маудгальяяна, и они последовали дальше.
Затем они увидели женщину, которая поставила большой медный котел, налила в него воды и развела под котлом большой огонь. Когда вода закипела, женщина сняла одежды и ступила в этот котел.
Моментально вылезли волосы на голове и теле ее, сварилось мясо и отделились от него кости. Кипящая вода выплеснула эти кости из котла, подул на них ветер, и тут же кости превратились в человека. Человек этот вытащил из котла мясо и стал его пожирать.
Страх объял монаха Пэльке, так что его волосы стали дыбом, и он спросил у наставника:
– Кто это пожирающий собственное мясо?
– Когда придет время, объясню, – ответил ему Маудгальяяна.
Последовав дальше, они увидали огромное дерево с такой густой кроной, что, казалось, между его ветвями и листьями не осталось места и для кончика иголки. Множество червей пожирали дерево, которое издавало при этом жалобные крики, и вокруг разносились звуки стенаний, похожие на звуки ада живых существ.