— Но он все равно вас увидит… — Хотел того де Грааф или нет, но он начинал склоняться к моей точке зрения.
— Не обязательно. Оттуда ему должно казаться, что внизу совершенно темно.
— Но мы можем и подождать. Рано или поздно, он обязательно спустится. Может, даже ночью, но непременно спустится.
— Ван Гельдер не питает особой любви к смерти, как, например, Гудбоди. Мы это знаем. Но, с другой стороны, он не боится смерти — это нам тоже известно. И жизнь других для него мало что значит.
— Следовательно?
— Ван Гельдера внизу нет. Но и Белинды тоже нет. Следовательно, она там, наверху, вместе с ним. И когда он, наконец, сойдет вниз, он захватит с собой и ее, свой живой щит… Ждите меня, я скоро вернусь!
Он больше не порывался удерживать меня. Я оставил его у входа в церковь, вошел на стройку, приблизился к крану и, недолго раздумывая, полез по бесконечным диагональным лестницам, нашпигованным внутри его остова. Это был долгий путь наверх, не очень-то соответствующий моему физическому состоянию, но и не особенно утомляющий или опасный. Просто длинное и нелегкое восхождение. Опасность поджидала наверху. Поэтому, проделав три четверти подъема, я приостановился, чтобы перевести дух и взглянуть вниз.
Высоты я практически не ощущал из-за густой тьмы. Тусклые фонари вдоль набережной казались светящимися точками, а сам канал — слабой мерцающей лентой. Все выглядело слишком далеким и нереальным. Я не мог выхватить ни единой детали. Все, что мне удалось разглядеть — флюгер на верхушке церковного шпиля, да и тот находился на сто футов ниже того места, где я передыхал.
Я посмотрел наверх. До кабины управления оставалось футов пятьдесят. Она неясно чернела передо мной — темный прямоугольник на фоне такого же темного неба. Я снова полез вверх.
Меня отделяли от двери кабины всего футов десять, когда тучи внезапно разошлись и выглянула луна, вернее, полумесяц, и после темноты мне показалось, что все вокруг осветилось.
Я снова взглянул наверх. Я различал каждую заклепку на дне люка и понял, что если я отчетливо вижу все, что находится наверху, то и из кабины видно все, что под ней. Значит, чем больше я буду медлить, тем скорее меня обнаружат. Поэтому я вынул пистолет из кобуры и, стараясь двигаться совершенно бесшумно, преодолел последние несколько ступенек. Оставалось всего четыре фута, как вдруг дверца люка слегка приподнялась и в щель высунулся длинный, отвратительного вида ствол пистолета.
Конечно, следовало бы почувствовать слабость и тошноту, приходящие вместе с отчаянием от полного фиаско, по я уже столько перенес за этот день, что, видимо, потерял способность чувствовать и принял неизбежное с фатализмом, удивившим меня самого. Я не отказывался от борьбы — имей я хоть полшанса, я бы схватился с противником, но у меня не было никаких надежд, и я принял это как факт.
— Он делает 24 выстрела, — пояснил голос Ван Гельдера. В голосе слышался какой-то металлический звук с отголосками, напоминавшими эхо, как будто он звучал из пещеры или из могилы, что не показалось мне странным. — Вы знаете, что это значит?
— Разумеется, знаю.
— В таком случае отдайте мне ваш пистолет рукояткой вверх!
Я протянул пистолет.
— А теперь тот, что в носке.
Я отдал ему «лилипута» вместе с носком. Люк распахнулся и я увидел Ван Гельдера.
— Входите! — кивнул он. — Места здесь хватит.
Я влез в кабину. Как и сказал Ван Гельдер, места в ней было действительно много. Там могли бы поместиться человек двенадцать.
Ван Гельдер, как всегда, спокойный и невозмутимый, держал наготове автоматический пистолет весьма неприятного вида. На полу, в углу сидела Белинда, бледная и изможденная. Рядом с ней лежала большая кукла в наряде с острова Хайлер.
Белинда попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вялой и безжизненной. В ней чувствовалась растерянность, беззащитность, и, видя это, мне тут же захотелось броситься на Ван Гельдера и вцепиться ему в глотку, хотя он был вооружен. Но, с другой стороны, здравый смысл и оценка ситуации заставили меня осторожно опустить дверцу люка и столь же осторожно выпрямиться. Потом я посмотрел на его пистолет-автомат.
— Полагаю, вы нашли его в той полицейской машине — «такси»? — спросил я.
— Вы угадали.
— Мне следовало это предусмотреть.
— Несомненно! — Ван Гельдер вздохнул. — Я знал, что вы сюда явитесь. Но вы напрасно трудились. Повернитесь спиной!
Я повернулся. Удар но затылку не отличался ни той силой, ни той ловкостью, какими мог бы похвастать при подобном исполнении Марсель, но и его оказалось достаточно, чтобы оглушить меня и сбить с ног. Стоя на коленях, я смутно почувствовал, как что-то холодное охватило мое левое запястье, а когда я вновь обрел способность интересоваться окружающим, обнаружил, что сижу плечом к плечу с Белиндой, прикованный к ее правой руке, и что наши наручники соединены с металлической скобой на дверце люка.
Я осторожно потрогал затылок. Сегодня моей голове здорово досталось, и она очень давала о себе знать.
— Прошу прощения, что пришлось вас ударить, — сказал Ван Гельдер. — Но мне легче было бы надеть наручники на тигра, чем на вас. Ну что ж, луна опять почти скрылась. Еще минута, и я исчезну, а минуты через три буду на земле.
Я уставился на него, не веря своим ушам.
— Вы собираетесь спуститься?
— А как же! Только не совсем так, как вы думаете. Я видел, как размещен полицейский кордон, но, очевидно, никому не пришло в голову, что стрела крана тянется далеко за канал, по меньшей мере, футов на 60. Я уже опустил строповку почти до земли.
Сильная головная боль помешала мне должным образом прокомментировать это сообщение. Впрочем, ситуация не требовала комментариев.
Ван Гельдер перекинул автомат через плечо, а к другому плечу прикрепил шпагатом куклу. Потом тихо сказал:
— Ага, луна уже скрылась!
Так оно и было. Смутной, едва различимой тенью Ван Гельдер скользнул к двери, находившейся в передней стене кабины рядом с пультом управления, открыл ее и шагнул наружу.
— Прощайте, Ван Гельдер, — сказал я.
Он не ответил. Дверь закрылась, и мы остались одни. Белинда схватила меня за связанную руку.
— Я знала, что вы придете! — прошептала она и потом, с огоньком прежней Белинды, добавила — Однако вы не очень-то спешили!
— Я же неоднократно говорил вам: у руководящих работников масса неотложных дел.
— И вы… им сочли нужным попрощаться с подобным человеком?
— Я подумал, почему бы и нет. Во всяком случае, больше мы с ним не увидимся. Кто бы мог подумать: Ван Гельдер собственный палач!
— Не понимаю…
— Ведь это его идея одолжись мне полицейское такси. Так им легче было следить за мной, куда бы я ни направлялся. Там же я нашел наручники, которые надел на Гудбоди, а вот и ключи от них!
Я разомкнул наручники, поднялся и подошел к двери кабины. Луна пряталась в тучах, однако Ван Гельдер переоценил их плотность — хотя небо излучало лишь бледное мерцание, я отчетливо увидел фигуру Ван Гельдера. Он уже стоял футах в сорока от кабины. Ветер хватал его за полы и трепал пышное платье куклы. Но он, как гигантский краб, передвигался вперед по стреле крана.
Мой фонарик, кажется, был единственным предметом, который в этот день у меня не отнимали. С его помощью я нашел над головой выключатель и потянул рубильник вниз. На пульте управления вспыхнули огоньки, и я быстро рассмотрел, что к чему. Подошла Белинда и встала рядом.
— Что вы собираетесь делать? — шепотом спросила она.
— Неужели еще нужно объяснять…
— Нет, нет! Вы же не можете…
Не уверен, что она точно поняла мои намерения, но по непреклонной решимости, прозвучавшей в моем голосе, она явно угадала — каковы бы не были мои действия, результат будет окончательным и бесповоротным.
Я снова посмотрел на Ван Гельдера, преодолевшего уже две трети пути, потом оглянулся на Белинду и положил руку ей на плечо.