— С чего бы… — Я уставился на Мэгги. — Вы хотите сказать, что это Первая протестантская церковь Общества американских гугенотов? И когда Мэгги утвердительно кивнула я оттолкнул стул и поднялся. — Пошли!
— Как? Оставить чудесный портер, столь благотворно влияющий на наше здоровье?
— Сейчас меня больше заботит здоровье Белинды! Мы вышли, и только тут до меня дошло, что название церкви ничего Мэгги не говорит. А не говорит потому, что Белинда ей ничего не рассказала, и не рассказала потому, что, когда она вернулась в отель, Мэгги уже спала. А я-то воображал, что они успели посудачить и обо мне. А они, оказывается, вообще ни о чем не говорили. Либо это весьма любопытная деталь, либо я не очень умен. Либо и то и другое вместе.
Как обычно, шел дождь, и, когда мы проходили по улице Рембрандтсплейн, мимо отеля «Шиллер», Мэгги зябко поежилась, и весьма кстати.
— Смотрите! — сказала она. — Вон такси! Масса такси!
— Не утверждаю, что все таксисты Амстердама подкуплены злоумышленниками, но, тем не менее, я бы не рискнул побиться об заклад, — сказал я с чувством и добавил: — Нам недалеко.
— Конечно, это на такси недалеко, но для ходьбы — неблизко. — Мне тоже не хотелось идти пешком, но, тем не менее, я повел Мэгги по Торбекерсплейн, повернул налево, направо и снова налево, и, наконец, мы вышли на Амстель.
Мэгги сказала:
— А вы, кажется, знаете здесь все закоулки, майор Шерман?
— Я уже бывал тут раньше.
— Когда?
— Не помню. Кажется, в прошлом году.
Когда именно в прошлом году? — Мэгги знала или считала, что знает обо всех моих поездках за последние пять лет, и ее было легко задеть за живое. Кроме того, она не любила так называемых «несоответствий».
— Кажется, весной.
— В течение двух месяцев, может быть?
— Около того.
— Прошлой весной вы провели два месяца в Майами, — сказала она инквизиторским тоном. — Так записано в отчетах.
— Ну, вам же отлично известно, как я путаю даты!
— Нет, совсем не известно. — Она помолчала. — Я думала, что вы раньше никогда не встречались с полковником де Граафом и Ван Гельдером.
— Не встречался. Но… — Я не хотел их беспокоить. — Я остановился у телефонной будки. — Надо позвонить в два места. Подождите меня здесь.
— Не буду. — Очевидно амстердамский воздух сильно ударял в голову, — Мэгги становилась не лучше Белинды. Впрочем, она была права: косой дождь поливал нас беспощадно. Я открыл дверь телефонной будки и пропустил Мэгги вперед. Позвонив по известному номеру в ближайшую таксомоторную компанию, я начал набирать другой.
— Я не знала, что вы говорите по-голландски, — заметила Мэгги.
— Наши друзья тоже этого не знают. Вот почему нам нужен честный таксист.
— Вы никому не доверяете, не так ли? — с восхищением заметила Мэгги.
— Я доверяю вам, Мэгги.
— Нет, не доверяете. Не хотите обременять мою красивую головку ненужными проблемами.
— Не мешайте мне, — взмолился я. К телефону уже подошел де Грааф. После обычного обмена любезностями я спросил: — Как насчет тех клочков бумаги? Еще не удалось выяснить? Спасибо, полковник де Грааф. Я позвоню попозже.
С этими словами я повесил трубку.
— Что это за клочки бумаги? — полюбопытствовала она.
— Листки, которые я ему передал.
— А откуда вы их взяли?
— Мне их дал один человек вчера днем.
Мэгги бросила на меня старомодный благовоспитанный взгляд, но промолчала. Минуты через две подкатило такси, я назвал таксисту адрес в старом городе, и, когда мы добрались до места, я пошел с Мэгги по узкой улочке к одному из каналов в районе доков. На углу я остановился. Она?
— Она, — ответила Мэгги.
«Она» представляла собой маленькую церквушку на набережной. Ярдах в 50-ти от нас. Старое, ветхое здание, которое, казалось, в вертикальном положении могла поддерживать только вера, ибо, на мой неискушенный взгляд, ему грозили неминуемая опасность обрушиться в канал.
Церквушку украшала прямоугольная каменная башенка, отклонившаяся, но меньшей мере, на пять градусов от вер тикали и увенчанная маленьким шпилем, который угрожающе склонялся в другую сторону. Первая протестантская церковь Общества американских гугенотов явно созрела для начала широкой кампании по сбору средств на ее реставрацию.
Очевидно, состояние некоторых соседних зданий внушало еще большую тревогу, ибо целый ряд домов, расположившихся за церковью вдоль канала, уже начали сносить. Посреди расчищенного участка, где разворачивалось новое строительство, возвышался гигантский кран, стрела которого — самая крупная из всех, которые мне доводилось видеть, — уходила ввысь и терялась в ночном небе.
Мы медленно шли по набережной, приближаясь к церкви. Теперь до нас доносились звуки органа и поющих женских голосов. Приятная, бесхитростная мелодия плыла над темными водами канала, вызывая грусть по мирной жизни, по домашнему очагу.
— Видимо, служба еще не кончилась, — заметил я. — Пойдите туда и…
Я оборвал себя на полуслове и устремился к молодой блондинке, в перетянутом поясом белом плаще, которая как раз проходила мимо.
— Послушайте, мисс…
Эта юная блондинка, вероятно, отлично усвоила, как нужно поступать, когда тебя окликнет незнакомый человек на пустынной улице. Она взглянула на меня и бросилась бежать. Но не тут-то было. Она поскользнулась на мостовой и чуть не упала, но удержалась. Однако, не успела блондинка пробежать и несколько шагов, как я оказался рядом. После некоторых тщетных попыток освободиться, она сдалась, повернулась и обвила мою шею руками. В этот момент нас и догнала Мэгги, лицо которой приняло знакомое пуританское выражение.
— Давно успели подружиться с этой девушкой, майор Шерман?
— Сегодня утром. Это Труди. Труди Ван Гельдер.
— О-о! — Мэгги ободряюще погладила ее по руке, но Труди не обратила никакого внимания и еще крепче обняла меня за шею, восхищенно уставившись прямо в лицо с расстояния около четырех дюймов.
— Вы мне нравитесь, — заявила она. — Вы милый.
— Да, я знаю. Вы это уже говорили. О, черт возьми!
— Что делать? — спросила Мэгги.
— Что делать? Придется доставить Труди домой. Именно доставить. Посадить ее в такси, так она выпрыгнет у первого же светофора. Ставлю сто против одного, что старая карга, которая, как предполагается, смотрит за ней, задремала, и сейчас отец Труди прочесывает весь город. Право же, ему проще было бы посадить ее на цепь — дешевле стоило бы.
Я разомкнул руки Труди (что далось не просто) и поднял ее левый рукав. Сначала я взглянул на руку, а потом посмотрел на Мэгги. Та широко раскрыла глаза и плотно сжала губы, увидев, как изуродована рука следами шприца. Я опустил рукав и обследовал вторую руку. При первой встрече Труди плакала, а сейчас она стояла и хихикала, будто все это было веселой шуткой.
— Свежих следов нет, — буркнул я.
— Вы хотите сказать, что не видите свежих следов? — спросила Мэгги.
— Не вижу… Что ж, по-вашему, мне делать? Заставить ее стоять под этим холодным дождем и демонстрировать стриптиз прямо на берегу канала, под органную музыку? Подождите минутку…
— В чем дело?
— Хочу подумать, — терпеливо ответил я.
Я стоял и думал. Мэгги послушно ждала, а Труди захватила мою руку, как будто та была ее собственностью, и с обожанием смотрела на меня, Наконец я спросил Мэгги:
— Вас в церкви никто не видел?
— Насколько я могу судить — нет.
— Но Белинду, конечно, видели?
— Конечно. Но, пожалуй, не узнают, если увидят снова. Там все с покрытыми головами. У Белинды шарф и плащ с капюшоном, и она сидит в темном углу. Я заглядывала в дверь и видела.
Вызовите ее. А сами дождитесь, пока не кончится служба, и продолжайте слежку за Астрид. И постарайтесь запомнить лица — и как можно больше — из тех, кто был в церкви.
Па лице Мэгги появилось кислое выражение.
— Боюсь, что это будет трудно сделать. Почему?