Я криво усмехнулся:
– А вы и Ренкин останетесь в тени. Если дело не выгорит, никто не сможет вас ни в чем упрекнуть.
Ему не понравилось мое замечание.
– Пока администрация… – начал он, но я не дал ему закончить.
– Я буду продолжать расследование, – сказал я. – Разумеется, не для того, чтобы на выборах победил судья Гаррисон. Дело касается убийства моего компаньона, и нераскрытое дело – плохая реклама для фирмы.
Он глубокомысленно кивнул:
– Я понимаю ваши чувства.
– Я не привык питаться воздухом, и для меня важно размотать клубок. – Я поднялся. – И еще: если оппозиция победит и это частично будет моей заслугой, надеюсь, что мне возместят расходы?
На лице его появилась кислая мина:
– Вопрос о расходах можно обсудить, но сначала я должен быть уверен, что Криди замешан в этом деле.
– Само собой. Могу я рассчитывать на чью-либо помощь?
– Ренкин знает, о чем я с вами договариваюсь. Время от времени позванивайте ему домой, он будет сообщать, как идут дела у полиции.
– Кстати, как зовут эту «горячую голову», издателя, которого вы упоминали?
– Ральф Трой. На него можно положиться. Дайте ему факты, и он опубликует.
– Сначала надо их иметь, – сказал я. – Ну хорошо, посмотрим, что мне удастся сделать. До свиданья!
Он протянул мне руку:
– Желаю удачи, и будьте осторожны!
Встреча с Холдингом не вселила в меня особых надежд: мне по-прежнему приходилось полагаться на собственные силы и надеяться на удачу. Что же касается осторожности, то его напоминание было излишним: я не собирался рисковать без нужды.
Когда я выходил из полицейского управления, мне пришло в голову, что было бы полезно взглянуть на Маркуса Хана, но так, чтобы он не видел меня.
Сказав дежурному сержанту, что мне нужно переговорить с лейтенантом Ренкином, я спросил дорогу к моргу и направился к приземистому зданию, над дверью которого горел синий фонарь. Два окна были освещены, и я заглянул внутрь.
Около стола с телом Тельмы Каузнс, покрытым простыней, стоял Ренкин. Напротив него я увидел невысокого мужчину с копной пшеничных волос и бородкой клинышком. Мужчина был одет в сине-желтую клетчатую ковбойку и черные брюки, плотно прилегавшие к бедрам и расходившиеся в виде колокольчиков на лодыжках. На ногах были мексиканские сапоги с высокими каблуками и сложной вышивкой серебром. У него был правильной формы нос, глубоко посаженные умные глаза и выпуклый лоб.
Маркус Хан внимательно слушал Ренкина, похлопывая по сапогу тонким хлыстом. Он выглядел бы мужественно и внушительно, будь рядом с ним оседланный конь; без него же он был лишь кричаще одетым калифорнийским сумасбродом.
Судя по выражению лица Ренкина, беседа с Ханом не была плодотворной. Тот лишь кивал, изредка вставляя слово. В конце концов Ренкин набросил простыню на лицо мертвой девушки, и Хан пошел к выходу.
Я быстро отступил в тень.
Когда, миновав двор, Хан скрылся из виду, я вошел в морг. Ренкин с удивлением уставился на меня.
– Это был Хан? – спросил я.
– Да. Мошенник каких мало, но дело с горшками у него процветает. Он сколотил состояние, обманывая этих простофиль-туристов. Знаете, что он мне сказал? Ни за что не отгадаете! – Ренкин кивнул на мертвую девушку: – Она была такой набожной, что считала грехом оставаться наедине с мужчиной. У нее не было ни одного знакомого парня, если не считать за парня приходского попа. Поп был единственный человек мужского пола, с кем ее видели вместе, да и то во время сбора пожертвований для больных. Доктор говорит, что она девственница. Завтра я собираюсь сходить к священнику, но думаю, мы можем верить словам Хана.
– И все же она встречалась с Шеппи?
На лице Ренкина появилось брезгливое выражение.
– Он был и вправду такой донжуан, что мог влюбить ее в себя?
– Это было в его силах. Он умел понравиться женщине, хотя часто пользовался нечистоплотными приемами. Меня удивляет другое: почему он связался с такой святошей, как Тельма? Это совсем не его вкус. Может, отношения их были чисто деловыми: она передавала информацию, в которой он нуждался?
– Для этого не нужно устраивать свидания в пляжных кабинах. – Ренкин подошел к выключателю и погасил свет. – Договорились вы с Холдингом?
– В общем – да. Он, между прочим, посоветовал звонить вам домой, чтобы знать, как идут дела у полиции.
– И не советовал звонить ему самому?
– Нет, об этом разговора не было.
– И не будет. Зачем ему рисковать? – Приблизившись, Ренкин коснулся моей руки. – Будьте осторожны с Холдингом. Вы не первый, кого он использует в своих целях. Он любит выезжать на чужом горбу. Мистер Холдинг умеет целоваться с администрацией, обниматься с оппозицией. И все сходит с рук этому сукину сыну. Берегитесь его.
Опустив плечи и глубоко засунув руки в карманы пиджака, Ренкин вышел из морга и зашагал прочь. Даже без предупреждения я все равно не стал бы доверять Холдингу: недаром мать родила его с лицом хорька.
Было без двадцати пяти минут два, когда, сев в «бьюик», я отъехал от полицейского управления. Я чувствовал себя совершенно измотанным.
В гостинице, ловя на себе укоризненные взгляды ночного клерка, я вызвал лифт. Потом устало побрел по коридору и, войдя в номер, включил свет.
И выругался.
Все в номере было перевернуто вверх дном, точно так же, как утром в комнате Шеппи. Кто-то вытащил ящики из комода, разорвал матрац и выпустил пух из подушек. На полу валялись вещи – мои и Шеппи.
Придя в себя, я бросился к ковру, под которым были спрятаны спички, но здесь все было в порядке: пакетик оказался на месте, и я удовлетворенно улыбнулся.
Я взял пакетик и, присев на корточки, внимательно осмотрел. Оторванная спичка, которую я засунул между остальными, упала в кучу пуха, и я затратил немало времени, прежде чем отыскал ее. «Если кто-нибудь пытался похитить у меня загадочные спички, – гордясь своею смекалкой, подумал я, – ему пришлось убраться не солоно хлебавши».
Потом чувство самодовольства внезапно исчезло, и я стал вертеть в пальцах оторванную спичку: она была совершенно чистой, без единой цифры. Я поспешно проверил остальные спички: они ничем не отличались от первой.
Кто-то забрал пакетик, принадлежавший Шеппи, и подменил его другим в надежде, что я не замечу разницы.
Я опустился на изодранную кровать. Я слишком хотел спать и в данную минуту решительно ничего не соображал.
Глава седьмая
Я проснулся, когда перевалило за одиннадцать.
Позвонив дежурному клерку, я сообщил, что в мое отсутствие в номер проникли незнакомые лица. Клерк не мешкая вызвал полицию, и я удостоился еще одного посещения Кенди. Я ни словом не обмолвился о спичках. Посмотрев на беспорядок в номере, он поинтересовался, все ли на месте, и я сказал, что никакой пропажи не заметил.
Потом я перебрался в другой номер, а Кенди с подручными принялись отыскивать отпечатки пальцев. Я был уверен, что они ничего не найдут.
Заказав по телефону кофе и гренки и помывшись под душем, я в ожидании завтрака прилег на постель. Мне было над чем поразмыслить. В истории с двумя убийствами было много непонятного, и чем быстрее мне удалось бы пролить свет на некоторые факты, тем больше было бы шансов на успех.
Существует ли связь между «Клубом мушкетеров» и «Школой керамики»? Если да, то не это ли пытался установить Шеппи? Какую роль играл в этом деле Маркус Хан?
Нанимал ли Криди моего компаньона для слежки за женой? Шеппи в этом случае мог наткнуться на какой-нибудь интересный факт, далекий от его главной цели.
И наконец, что привело в одну пляжную кабину Джека Шеппи и высоконравственную девицу Тельму Каузнс?