Ничего неслыханного. Психоз продолжительностью сорок восемь часов. Почему бы и нет? Шон предпочитал любые объяснения вере в то, что все это происходило в действительности.
В конце концов, он каждый раз видел лишь бледный силуэт. Это мог быть кто-то в маске. Ползущая рука? Галлюцинация.
Таинственные смерти Маккея и Холлэндера? Совпадение.
Словно желая подтвердить свою правоту, Шон бросился в работу над фильмом о школе. Отснял ручной камерой несколько интервью с Джуди, Кло, детьми. Они оказались недурными. Непринужденными. Полными жизни. Качественными. Реалистичными. Злободневными.
Энджела дважды ездила с ним. Но теперь она все больше и больше времени посвящала живописи. Она купила мольберт и поставила его в кабинете. Считаясь с ее состоянием, Шон воздержался от критических замечаний. Терапия, твердил он себе. Назовем это терапией.
По непонятной причине они больше не занимались любовью. По вечерам либо Энджела уже спала, когда Шон приходил ложиться, либо наоборот. А в короткие зимние дни оба вечно бывали слишком заняты различными сценариями или требовавшими внимания хлопотами по дому.
Чем меньше времени оставалось до Рождества, тем более далекой казалась Энджела.
Вечером двенадцатого декабря Шон вернулся домой якобы после хождения по бостонским магазинам, а на самом деле — со свидания с Сюзанной. Он заметил, что Энджела поставила "пинто" неудобно, перед дверью кухни, поэтому не стал пытаться втиснуться рядом с ним, а оставил свой "стэйшн-вэгон" перед парадным крыльцом.
Он вошел через черный ход, виновато повторяя названия магазинов, которые собирался назвать Энджеле, если бы она спросила.
Внизу горел свет. Энджелы нигде не было видно.
На кухонном столе стояла кастрюлька с горячим дымящимся молоком.
— Энджела? — позвал он.
И внимательно огляделся.
Потом Шон заметил, что дверь подвала приоткрыта и в щели поблескивает свет. Он снова позвал:
— Энджела?
Она встретила его на верхней ступеньке подвальной лестницы.
Вид у нее был испуганный, словно Шон застал ее врасплох.
— Я не слышала, как ты пришел. — В голосе Энджелы звучала некая суетливость.
Он заметил, что левую руку Энджела завела за спину, пытаясь что-то спрятать.
— Что это у тебя?
— Это? — Она нехотя показала спрятанный предмет. Старая миска Перышка с выжженным по глазури "КОТ".
Зачем она пыталась спрятать от меня кошачью миску?
— Нашла в подвале. — Энджела залилась жгучим румянцем.
Явная ложь.
Шон взглянул на миску, потом на кастрюлю с теплым молоком, потом снова на миску.
Миска с теплым молоком?
Он медленно поднял глаза и всмотрелся в лицо жены.
И на сей раз встретил пристальный, бесстрашный, дерзкий взгляд холодных голубых глаз.
Дерзкий?
Она кормит какое-то животное. Может быть, другого кота. Приблудного. Но для чего такая таинственность?
И тут к нему отголоском прошлого вернулось воспоминание о прогулке в бостонском городском саду холодным ноябрьским утром.
"Кормить теплым молоком из мисочки".
Голос Маккея.
Все встало на свои места.
С плеч Шона мертвым грузом, каким они и были в действительности, свалились вся ложь, все попытки обойти факты, все разумные выкладки нескольких последних недель.
Молчание Энджелы. Ее отстраненность. Ее скрытность.
Она отдала свою преданность другому. Заключила новый союз.
Не можешь победить врага — стань на его сторону. Старый как мир принцип.
— Где он? — тихо проговорил Шон.
— Кто? — Энджела казалась удивленной и растерянной, большие голубые глаза смотрели невинно.
— Ты знаешь, о ком я.
Она покачала головой.