Зрелище, свидетелями которого мы стали в оружейной, было странным и нелепым, но за сегодня я уже исчерпал свои возможности удивляться чему-то странному и нелепому, связанному с моим другом. Герцог в костюме Макдуфа ходил по комнате, размахивая бутафорским мечом, и кричал на Холмса. Поначалу я даже подумал, что герцог репетирует монолог из пьесы. Когда я и её светлость вошли, герцог повернулся к супруге:
— Дорогая, ты представить себе не можешь, в каких ужасных преступлениях обвинил тебя, а заодно и меня этот джентльмен!! История, которую он выдумал про какую-то твою…
В этот момент в комнату вошла Грета с юной леди Ольнистер и с дочерью импресарио. Но девочку было не узнать. Первое, что бросалось в глаза, были её слегка влажные волосы. Они был такими же огненно-рыжими, как и волосы герцогини. Вторым, чего нельзя было не заметить, были глаза девочки. Один — ярко голубой, а другой — ярко зеленый. Она выглядела точной копией герцогини, но только в возрасте лет шести. Её светлость бросилась к девочке, присела перед ней и взяла её за руки. Герцог прервал свой горячий монолог: несколько секунд он молча смотрел на Холмса, а потом отбросил меч, подошел к жене, преклонил колено и обнял правой рукой жену, а левой — обеих девочек. Объятие длилось не больше минуты, но стоявшая рядом со мной Грета успела пару раз всхлипнуть.
Когда герцог поднялся, его лицо было спокойно, плечи развёрнуты, а взгляд обращён немного кверху.
— Леди, джентльмены, — произнес он с картинно глубоким поклоном, — прошу прощения, сейчас мой выход.
Герцог вышел, а вслед за ним удалились и все представительницы прекрасного пола.
— Ватсон, я ненадолго отлучусь, — сказал Холмс. — Я не забыл, что задолжал вам подробный рассказ обо всем, что произошло. Но у меня есть ещё одно неотложное дело. А вы пока можете открыть окно и посмотреть остаток пьесы. Его светлость был прав, отсюда отлично видно.
Действительно, из открытого окна оружейной было очень удобно смотреть за окончанием спектакля. Вскоре ко мне присоединился Холмс. В руках он держал бутылку виски. Я в очередной раз за сегодня решил не задавать вопросов. Спектакль приближался к концу, и мне хотелось досмотреть остаток пьесы. Все актёры играли хорошо, но особенно был в ударе Джеймс Маршалл. Его исполнение монолога Макбета было великолепно, а сцена поединка с Макдуфом выше всяких похвал. Мечи звенели, Макбет и Макдуф кружили друг вокруг друга, сходились и расходились, так до тех пор, пока пронзённый Макбет не упал на сцену, заливая её кровью.
Первыми закричали зрители, сидевшие перед сценой. Несколько дам упали в обморок. Началась суматоха. Я вцепился руками в подоконник, не в силах поверить тому, что только что на моих глазах герцог Ольнистер пронзил мечом Джеймса Маршалла. Холмс дотронулся до моего плеча:
— Ватсон, представление окончено, и нам пора возвращаться в Лондон. Идёмте, друг мой.
Я шёл вслед за Холмсом и думал об ужасном убийстве, свидетелем которого я оказался. Меня не оставляла мысль о том, что мой друг был каким-то образом к этому причастен. Вдобавок, я не мог понять, кто эта девочка, так похожая на герцогиню. Мое непонимание стало абсолютным, когда мы проходили мимо обставленной лесами башни с часами. Холмс зашёл за башню, вылил на леса бутылку виски, чиркнул шведской спичкой о шершавый камень и поджёг башню. Высохшие в тёплую погоду леса вспыхнули мгновенно.
До гостиницы я шёл молча. К поезду мы ехали в той же старой коляске, которая позавчера привезла нас в гостиницу. Я всё ещё был настолько ошеломлён случившимся, что всю дорогу не проронил ни звука. Сидя рядом с Холмсом, я вспоминал события последних трёх дней и пытался понять, как они могли привести к подобной развязке.
Только когда мы удобно расположились в купе направляющегося в Лондон поезда, я нарушил молчание:
— Холмс, я до сих пор не понимаю, что произошло в этой злосчастной усадьбе.
— Мой дорогой друг, это было одно из любопытнейших дел, которые нам довелось расследовать. Вы знаете, что в силу рода деятельности мне приходится разбираться в людских побуждениях, в причинах и позывах, толкающих людей на странные поступки. Но мне трудно припомнить, когда бы ещё человеческое поведение так сильно ставило меня в тупик.