Рене разглаживала волосы матери, заботясь, словно женщина перед ней не была ядовитой змеей.
— Все было в порядке. Она никому не причиняла вреда.
Я выбросил шприц в мусор и посмотрел на Стеллу, у нее был загнанный взгляд.
— Она достаточно принесла боли. — Я взял Стеллу за руку и вытащил из комнаты. Девушка не сопротивлялась, шок обрушился на нее свинцовым грузом.
Я повел ее в свою комнату и запер за нами дверь. Она опустилась на кровать и наклонилась, обхватив голову руками.
— Стелла? — Я сел на колени перед ней.
— Почему Тедди? Почему? Он — единственное хорошее в этом доме, во всей этой проклятой Богом семье. — Девушка качала головой и все еще не смотрела на меня.
Я отвел ее руки от лица. Они были мягкими, их так легко можно было сломать. Но все в ней было цельным, а не разбитым, как я.
— Правила. Из-за них мы соревнуемся. Они настраивают нас против нас самих, пока не победит сильнейший. — Это было объяснением, но не причиной. Была ли какая-то причина для этих мучений, кроме как развлечение для извращенцев вроде нас?
— Почему ты мне не сказал? — Слеза скатилась по ее щеке и зависла на подбородке, прежде чем упасть на мое запястье.
— Власть. Если бы ты знала это с самого начала, то стала бы хозяйкой положения. Тедди — сердце этой семьи. Ты не знала об этом, когда приехала, но могла бы использовать эту информацию против нас.
— А после? Когда ты узнал, как сильно я о нем заботилась?
— Я не говорил тебе по той же причине, по которой не сказал и Люцию. — Я провел пальцем по ее щеке, вытирая слезы, причиной которых стал сам. — Как ты себя чувствуешь теперь, когда знаешь? Сильнее? Лучше? — Я покачал головой. — Слабее. Знание того, что произойдёт в случае проигрыша напоминает мне копье в груди, потому что я Приобретатель. К тому времени, как ты начала заботиться о Тедди, я понял, что скажи я тебе, то принесу ту же боль, то же бремя и тот же гребаный страх, который сокрушает меня.
Она коснулась моей щеки теплой ладонью. Я прижался к ней, нуждаясь в гораздо большем, чем мог себе представить.
— Тебе приходилось нести это бремя в одиночку.
Жалость в ее глазах, жалость ко мне почти разбила то малое, что я оставил от своего сердца.
— Я сделал то, что был обязан. Стал человеком, которым должен был стать. Я не могу потерять Тедди. Но ты… Ты стала лучшим, а также худшим выбором для моего Приобретения. Если бы я только знал…
— Что? — Стелла поднялась с кровати и опустилась на пол передо мной, прижавшись ко мне телом, ее губы оказался мучительно близко. — Если бы знал что?
Я не мог ничего с собой поделать. Она была моей слабостью, моей погибелью. Все в ней уничтожало меня. Я притянул Стеллу к себе, ее запах ванили и лаванды наполнил мои легкие, а сама ее сущность заполнила мою душу.
Я смотрел в ее зеленые глаза. Читал все, что было у нее на сердце, хотя она никогда не говорила мне об этом. Я приобрел ее, но она владела мной.
— Если бы я знал, что влюблюсь в тебя. — Я поцеловал ее, нуждаясь в ней, и к черту все причины.
Она открыла рот, но я накинулся на нее, наказывая сладкие губы грубым поцелуем. Стелла была моей. Я не мог отказаться от нее. Нуждался в ней — неукротимой и дикой, грубой и страстной. Схватив волосы в кулак, запрокинул ее голову назад и укусил за шею как дикарь, оставив след.
Она вцепилась в мою рубашку. Ткань между нами теперь вызывала лишь ненависть. Мне нужна была ее атласная кожа, горячая, влажная киска. Мне необходимо было погрузиться в нее и забыть обо всем, кроме ее вкуса, дыхания и жизни.
Я снял рубашку и поднял Стеллу на ноги, а затем толкнул на кровать.
— Раздевайся. Сейчас же.
Расстегнул ремень и скользнул им между пальцев. Он взывал ко мне, просил наказать ее. Но я не мог ждать, не мог удержаться от нее. Не в этот раз.
Стелла прикусила губу, глаза были полузакрыты. Я снял джинсы с трусами, пока она стягивала с себя штаны и белье.
— На спину, положи голову на подушку и широко раздвинь колени. — Я обхватил член почти до боли и начал медленно гладить, пока она не откинулась назад и не раздвинула ноги. Влажность ее розового лона блестела для меня.
Она была прекрасна, ее кожа сияла, а дыхание выходило рваным. Мне хотелось сделать ей больно и не только. Я знал, что она заберет себе часть моей боли и превратит ее в свое удовольствие.
— Прикоснись к себе.