Эстафету Пушкина позже подхватят Гоголь, Достоевский, Леонтьев….Но поздно. Умирающая Европа стала бредить коммунизмом и Марксом, которые провозглашали новую эру человечества и новый обновленный европейский дух. И у нашей интеллигенции не хватило ума увидеть в этом марксизме не нечто новое, а просто сам фермент разложения и упадка. Наоборот, в марксизм поверили как в новую религию и опять, совершенно по-петровски, решили стать в Европе ПЕРВЫМИ. Мы решил стать больше коммунистами, чем сами коммунисты, больше марксистами, чем сами марксисты (о чем с иронией писал и сам Маркс). Не даром выше подчеркивалось родство Петра с большевиками, потому что большевики действовали по матрице Петра. Ничего, что марксизм не вырос из народного духа! Ничего, что Россия не является еще промышленной капиталистической страной! Мы форсированно симулируем капитализм, создадим новый класс, новые привычки, а они создадут и нравы. Мы обгоним Европу на повороте, она только готовится к революциям, а мы их уже сделаем, мы станем авангардом, мы станем лидером, мы всех поведем за собой! Поразительно, но в чистейшем «западнике» Ленине горит этот славянофильский огонь! Вся реформа марксизма, которую он произвел, сводится только к доказательству того, что социалистическая революция должна случиться не в передовых странах, а в «слабом звене» ― в России и именно тут, после революции будет шанс построить по-настоящему передовое государство мира.
Но поскольку марксизм есть фермент упадка (это ясно видел еще Ницше), то благодаря реализации марксистских идей мы и пали ниже всех, мы пали раньше Европы, мы обогнали Европу на пути в пропасть. Из этого следует очень важный вывод: то, что случилось с нами в конце двадцатого века, это то, что еще случится с Европой в будущем! С нашей стороны глупо, сейчас подрожать Европе, так как она как раз двигалась и двигается по пути Советского Союза только медленнее. Всем известно, что в Европе последние 30 лет «социализм и застой», и всем известно, что Россия за девяностые годы после форсированной индустриализации начала века, прошла столь же форсированную постиндустриализацию. Некоторые политики пытаются заставить Россию вновь индустриализироваться и модернизироваться. Подражать себе прежней или Европе прежней. Но нельзя дважды войти в одну и ту же реку, надо создавать что-то совершенно новое. Причем, за нас этого никто не сделает, Европа нам не помощник, они доживают свой социалистический век, свой застой, им еще предстоит наш упадок и наш «беспредел девяностых». У них масса своих проблем, а мы, находимся в авангарде истории и должны сами за себя думать, что делать дальше. Проект «Петр-перезагрузка» сейчас для нас невозможен потому, что нам нечему подрожать в Европе, чему мы еще не подрожали, у нее нет новой миссии, нет даже упадочной миссии на манер марксизма.
Поскольку у нас самый большой опыт постиндустриализации, вплоть до полного разрушения индустрии, то никто кроме нас не заглянул дальше за границы после постмодернизма, а раз так, то нам и предстоит придумать новый «изм», тот, что придет после постмодернизма, тот, что станет будущей европейской и мировой модой. Можно, конечно, остановиться и ждать пока Европа придет к концу, и сама придумает «новое начало», новую миссию, а потом опять подражать ей,… Но на этом пути ожидания можно и не дождаться….
Вопрос о будущей миссии ― вопрос отдельный. Важно подчеркнуть, что сейчас Россия стоит, конечно, не в положении Петра Великого, а как раз в положении, когда его проект был исчерпан. Если уже для Пушкина была очевидна смерть Европы (на 50 лет раньше Ницше и почти на 100 лет раньше Шпенглера), то сейчас, чтобы учуять ее трупный запах, не надо быть гением. Европа прошла «точку невозврата», ее уже ничто не может спасти от реконкисты, она лишена воли к сопротивлению, ее культура не превосходит соседние, а наоборот, является самой отсталой, Европа консервирует «демократическую риторику и либеральные ценности» двухсотлетней давности, настаивает на том, что уже давно не работает, ни как практика, ни как теория. Европа утратила духовное лидерство, ее презирают, ей никто не хочет подражать, никто не хочет в нее вливаться, ассимилироваться.