В письмах дочери полководец часто описывает свои боевые дела. Так, с Рымникского поля битвы он пишет краткое донесение Потемкину, а более подробный отчет о победе посылает своей четырнадцатилетней «Суворочке». Нередко в этих письмах прорывается грусть и затаенная нежность. «Милая моя Суворочка! Письмо твое от 31 ч. генваря получил; ты меня так им утешила, что я по обычаю моему от утехи заплакал. Кто-то тебя, мой друг, учит такому красному слогу, что я завидую, чтоб ты меня не перещеголяла... Куда бы я, матушка, посмотрел тебя в белом платье. Как-то ты растешь! Как увидимся, не забудь мне рассказать какую приятную историю о твоих великих мужах в древности. Поклонись от меня сестрицам». (16 III. 1788 г.)
«Что хорошего, душа моя сестрица? Мне очень тошно; я уж от тебя и не помню, когда писем не видал. Мне теперь досуг, я бы их читать стал. Знаешь, что ты мне мила; полетел бы в Смольный на тебя посмотреть, да крыльев нет. Куда, право, какая. Еще тебя ждать 16 месяцев, а там пойдешь домой...» (3 XI. 1789 г.)
И вот это время наступило. Наташа-Суворочка надела белое платье и была готова сменить его на придворный наряд с шифром императрицы. 2 марта 1791 г., накануне приезда Суворова в столицу, Екатерина пожаловала пятнадцатилетнюю дочь измаильского победителя в свои фрейлины. Много горестных часов доставил старику-отцу этот знак монаршей милости. Через три дня после произвождения за Измаил Суворов писал Потемкину: «Светлейший Князь, Милостивый Государь! Вашу Светлость осмеливаюся утруждать о моей дочери в напоминовании увольнения в Москву к ее тетке К[нягине] Горчаковой года на два. Милостивый Государь, прибегаю под Ваше покровительство о низпослании мне сей Высочайшей милости. Лично не могу я себя представить Вашей Светлости по известной моей болезни. Пребуду всегда с глубочайшим почтением...» (23 III. 1791 г.).
Не награда за Измаил, а судьба взятой ко двору Наташи терзала сердце старого воина. Будучи самого невысокого мнения о нравах двора и придворных, Суворов сокрушался об опасностях, подстерегавших его дочь. Ответ Потемкина неизвестен. Он сам переживал трудные времена. Его враги, действуя через нового фаворита Платона Зубова, вели против него сложную интригу. Важную роль в этой интриге играл граф Николай Иванович Салтыков, один из самых ловких царедворцев своего времени. Назначенный Екатериной гофмейстером малого двора после женитьбы наследника престола, Салтыков сумел завоевать доверие и любовь такого подозрительного человека, как великий князь Павел Петрович. Когда через десять лет императрица отозвала Салтыкова для нового поручения, Павел расстался с ним со слезами. Императрица доверила Салтыкову воспитание обожаемых внуков Александра и Константина. За эти труды Салтыков получил больше наград, чем Суворов за все свои победы. Николай Иванович остался чуть ли не единственным вельможей, сохранившим расположение императора Павла во время его короткого и бурного царствования. После убийства Павла заговорщиками Салтыков продолжал занимать важные посты в правительстве своего воспитанника — императора Александра I, стал председателем Государственного совета, получил княжеский титул.
Ко времени появления в Петербурге измаильского победителя граф Н.И. Салтыков занимал по совместительству пост вице-президента Военной коллегии. Пользуясь длительным отсутствием Потемкина, он все более прибирал к рукам военное ведомство. И этого царедворца, которого Суворов считал среди своих соперников, мы вдруг видим в числе новых друзей героя Измаила. Суворов чуть было не породнился с графом Николаем Ивановичем. Желая извлечь из дворца дочь, старый воин искал жениха.
Салтыков предложил руку своего сына. Жена Салтыкова — графиня Наталья Володимеровна, родная сестра князя Ю. В. Долгорукова, даже взялась опекать Наташу Суворову при дворе. В одной из записок, относящихся к весне 1792 г., Суворов с опозданием признается, что главной фигурой придворной интриги, направленной против Потемкина, был князь Репнин и что именно он «сплел его женихом» с Салтыковым.
Новые друзья начали кадить Суворову по поводу его побед. Измаильский победитель понадобился им для того, чтобы внушить недоверие к главнокомандующему: Потемкин-де сам не руководит военными действиями, а только пожинает плоды побед своих подчиненных. Екатерину обмануть было невозможно. А вот общественное мнение, «стоглавая скотина», как отзывался о нем Суворов, приняло эту версию. На Императрицу оказывалось воздействие через фаворита Платона Зубова. В случае удачи —- отставки Потемкина — ключевые посты в армии оказались бы в руках людей, принадлежавших к партии наследника престола. Граф Н.И. Салтыков принял бы целиком военное ведомство, князь Н. В. Репнин — Главную армию на юге, временно оставленную ему Потемкиным, а граф И.П. Салтыков уже возглавлял войска, собранные на западных границах для отражения нападения Пруссии и Польши. Искушенная в политической борьбе Екатерина сумела разгадать маневры прусской дипломатии и домашних друзей прусского короля. Она понимала, что Потемкин является ее опорой, и не выдала своего тайного мужа и соправителя его недоброхотам.
Суворов же не сумел разобраться в хитросплетении придворных интриг. Он доверился новым друзьям и сделал неверный шаг. Хорошо осведомленный Державин прямо говорит в своих «Записках»: «Надобно знать, что в сие время крилося какое-то тайное в сердце императрицы подозрение против сего фельдмаршала (Потемкина — В.Л.) по истинным ли политическим каким, замеченным от двора причинам, или по недоброжелательству Зубова, как носился слух тогда, что князь, поехав из армии, сказал своим приближенным, что он нездоров и едет в Петербург зубы дергать. Сие дошло до молодого вельможи и подкреплено было, сколько известно, разными внушениями истинного сокрушителя Измаила, приехавшего тогда из армии. Великий Суворов, но, как человек со слабостьми, из честолюбия ли, или зависти, или из истинной ревности к благу отечества, но только приметно было, что шел тайно против неискусного своего фельдмаршала, которому со всем своим искусством, должен был единственно по воле самодержавной власти повиноваться» [181]
Державин писал свои «Записки» много лет спустя после знаменитых походов Суворова в Италии и Швейцарии, прославивших имя русского полководца. В оценке «неискусного фельдмаршала» слышится распространенная в придворных кругах антипотемкинская версия. Но главное Державин передает точно: осложнение отношений с императрицей, недоброжелательство Зубова и тайное участие Суворова в борьбе против Потемкина. Это не анонимный анекдот, а свидетельство, подтвержденное письмами самого Суворова. Новые друзья полководца свели его с Платоном Зубовым. Горько и обидно читать строки из письма Суворова новому фавориту: «Ежечасно возпоминаю благосклонности Вашего Превозходительства и сию тихую нашу беседу, наполненную разума с приятностью честосердечия, праводушия, дальновидных целей к общему благу» (письмо от 30 июня 1791 г. из Вильманстранда). Кому он это пишет? Он, поседевший в боях воин. Мальчишке, ничтожеству, сила которого лишь в благосклонности престарелой императрицы. Неужели он верит в то, что этот слащавый красавец способен понять и оценить его, Суворова, лучше, чем «батюшка князь Григорий Александрович»? Но Зубов обещал помочь — исхлопотать для Суворова звание генерал-адъютанта. Генерал-адъютанты несли дежурство при дворе (в дежурство графа Н.И. Салтыкова, кстати говоря, начался «случай» Зубова), имели прямой доступ к императрице. Суворов рассчитывал таким способом помочь дочери. Он не знал, что Потемкин уже предлагал императрице отличить его «гвардии подполковника чином или генерал-адъютантом» и что сама Екатерина сделала выбор. В 1795 г. она писала барону Гримму о Суворове: «В общем это очень странная личность. Он очень начитан, обладает большим природным умом, но и бесконечными странностями, которые нередко ему вредят» [182]. Екатерина не пожелала иметь среди своих генерал-адъютантов человека, который в ответ на ее милость торопился забрать свою дочь из дворца, словно это не дворец великой императрицы, а вертеп.
За праздничной мишурой столичных приемов, балов, маскарадов опытный наблюдатель весной 1791 г. мог разглядеть озабоченность, напряженность и тревогу, охватившие правящие круги в Петербурге. Кризис в отношениях Пруссией и Англией достигает высшей точки. Потемкин прилагает все усилия, чтобы отвратить новое вооруженное столкновение. В числе его ближайших сотрудников Безбородко, опытнейший дипломат, пользующийся доверием императрицы. Споры и размолвки между Екатериной и ее тайным мужем чередуются примирением и совместной работой.