При чем здесь иноземцы, особенно армейские, неясно. Полководец, не раз говоривший: «Горжусь, что я русский», — всю жизнь высоко ценил офицеров и генералов разных национальностей, верно служивших России. В его глазах Багратион и Кутузов, Дерфельден и Милорадович, Розенберг и Ермолов были одинаково русскими. Возмущение Суворова вызывали лишь попытки принизить славу России, русского оружия, слепо подражать порядкам битых этим оружием противников. Вслед за Петром I он с законной гордостью писал: «Природа произвела Россию только одну — она соперниц не имеет».
В отличие от «ура-патриотических» историков, Суворов никогда не уничижал своих иностранных союзников. Даже после Швейцарского похода, когда австрийское правительство предало Россию и поставило ее армию на край гибели, генералиссимус писал старому боевому товарищу принцу Кобургу: «Мы обязаны всеми подвигами соединению двух первых армий в Европе в непобедимую Российско-Австрийскую армию. И если снова начинать кампанию, то необходимо сблизиться в системах. Иначе не может быть ни спасения для человечества, ни восстановления угнетенных государей и религии» (П 665).
Мало того — полководец всегда воздавал должное доблестному противнику, независимо от подданства и национальности. Обычно его уважение к иноземцам не было взаимным. Объективность встречается в мире столь же редко, как талант и великодушие. А истинное человеколюбие — уникальное свойство великой души. Суворов полагал его залогом побед русского оружия и упорно воспитывал в офицерах и солдатах. Именно потому, что окружающий мир великодушием не отличался. Русские и иностранные недоброжелатели, равно как и недалекие хвалители, распространяли о полководце бесчисленные сплетни еще при жизни Суворова. На выпад одного их них лично ответила императрица Екатерина Великая:
«В 123 номере геттингентской газеты напечатана величайшая нелепость, какую только возможно сказать. В ней говорится, что генерал граф Суворов — сын гильдесгеймского мясника. Я не знаю автора этого вымысла, но не подлежит сомнению, что фамилия Суворовых давным-давно дворянская, спокон века русская и живет в России. Его отец служил при Петре I… это был человек неподкупной честности, весьма образованный, он говорил, понимал или мог говорить на семи или восьми мертвых или живых языках. Я питала к нему огромное доверие и никогда не произносила его имя без особого уважения»{6}.
УЧЕБА У ОТЦА
Того факта, что честнейший Василий Иванович Суворов (дослужившийся позже до чина генерал-аншефа и звания сенатора) успешно нес службу при Анне Иоанновне, было бы историкам довольно, чтобы отмести «засилье иноземцев» как причину «задержки» зачисления Александра в полк. Тем более что на самом деле «засилья» не было. Помимо фаворита Анны Бирона, державшегося в тени, на политической сцене были заметны иностранные специалисты, призванные еще Петром I (Миних, Левенвольде, Ласси и др.). Однако виднейшими министрами были Остерман, Головкин, Черкасский, Волынский и Бестужев-Рюмин, которых трудно обвинить в симпатиях к Западу. Сама Анна Иоанновна опиралась на мощную поддержку патриотически настроенной гвардии и московского дворянского общества.
Эта поддержка позволила новой императрице 25 февраля 1730 г., почти ровно за 9 месяцев до рождения Александра, разорвать составленные властолюбивыми аристократами «Кондиции» и восстановить в России самодержавие. Именно гвардия и московские служилые люди были в первых рядах сторонников Анны Иоанновны. Как заметил про аристократическую камарилью французский наблюдатель: «Счастье их, что они тогда не двинулись с места; если б они показали хоть малейшее неодобрение приговору шляхетства (дворянства. — Авт.), гвардейцы побросали бы их за окно». Те же самые люди, гвардейцы и московские дворяне, горячо приветствовали нововведения Анны Иоанновны: отмену в России смертной казни[4] и закона о единонаследии, ограничение срока дворянской службы 25 годами и учреждение Шляхетского корпуса для обучения дворянских детей.
Отец Александра стал одним из ревностных сторонников новой императрицы. В 1738 г. Василий Иванович, состоя «в полевых войсках прокурором», был послан в Тобольск для расследования «важнейшего дела». Следственная комиссия во главе с начальником Канцелярии тайных и розыскных дел, сенатором и гвардии капитаном Андреем Ивановичем Ушаковым жестоко пытала на дыбе одного из всесильных прежде временщиков, князя И.А. Долгорукова. Гвардии поручик Суворов активно участвовал в получении сведений о придворном заговоре с целью захвата власти группой аристократов.
4
Смертная казнь отменялась за обычные уголовные преступления (т.е. для основной массы осужденных). Отмена не распространялась на преступления против высшей государственной власти, за которые по действующему тогда Соборному уложению 1649 г. полагались квалифицированные (особо жестокие) публичные казни. Но даже в этом случае при Анне Иоанновне, как и в XVII в., приговор обычно смягчался по сравнению с суровыми нормами Уложения, утвержденными представителями сословий (дворян, духовенства, горожан и свободных крестьян) на Земском соборе в целях защиты российской государственности.