С теми скромными средствами, которыми Суворов располагал, это был дерзкий замысел. О состоянии его артиллерии говорит тот факт, что при испытании кинбурнских пушек девять из тридцати семи разорвались при первых выстрелах. Суворова это, однако, не смутило.
Между тем турки все медлили. Приближался период бурь, и Суворов начал уже думать, что турецкий флот, бесцельно бороздивший волны на пушечный выстрел от Кинбурна, уйдет во-свояси. Но 1 октября началась бомбардировка крепости. Все турецкие корабли открыли огонь, медленно приближаясь к берегу. От кораблей отделились лодки и быстро направились к песчаной оконечности косы. Началась высадка десанта. Французские офицеры-инструкторы руководили ею.
К полному изумлению солдат и генералов, Суворов запретил открывать ответный огонь.
– Сегодня день праздничный: Покров, – сказал он, – иойдем к обедне. Пускай их вылезают.
Офицеры тревожно шептались о состоянии рассудка их чудака-начальника. Но Суворов хладнокровно выстоял обедню, а затем еще молебен «на победу врагов и одоление». Он хотел дождаться, пока все турецкие силы высадятся на берег, чтобы нанести им возможно более чувствительный удар; кроме того, оконечность косы находилась в сфере действительного огня турецкой эскадры; приближаясь же к крепости, турки теряли это преимущество.
Не встречая никакого сопротивления, турки высадили свыше 5 тысяч человек, которые немедленно стали продвигаться вперед, возводя на пути своего продвижения траншеи. Вскоре!5 рядов траншей пересекало узкую горловину косы. Считая, что укрепляться более не для чего, турки бросились на штурм крепости, до которой им оставалось не более одной версты.
Этого момента и ждал Суворов. У него под рукой было значительно меньше войск, но он не сомневался в победе. Со стен крепости понеслась картечь, из ворот выбежала в мощном штыковом ударе пехота, а на фланги турецких линий покатилась казачья лава. Турецкий авангард был почти целиком уничтожен, весь наступавший отряд смешался и «дал тыл». Командовавший вылазкой Рек с одного удара занял десять рядов турецких окопов.
Но по мере удаления от крепости контратаковавшие войска попадали под выстрелы турецких кораблей; 600 орудий громили фланговым огнем русских, опустошая их ряды. В числе раненых были Рек и почти все батальонные командиры. Войска, состоявшие наполовину из молодых рекрутов, заколебались, потом повернули обратно.
Суворов медленно отходил в арьергарде отряда. Лошадь под ним была ранена, и он остался пешим. Находившийся рядом с ним штабной офицер Макеев был ранен. Увидев нескольких солдат, ведших под уздцы коня, и приняв их за русских, Суворов окликнул их. Это оказались турки, стремительно бросившиеся на русского генерала. Гренадер Степан Новиков заметил это и устремился на помощь Суворову. Обладавший большой физической силой, Новиков убил двух турок, третий обратился в бегство.
«Позвольте, светлейший князь, донесть, – сообщал Суворов об этом эпизоде в реляции Потемкину, – и в низшем звании бывает герой».
Видя своего вождя окруженным турками, солдаты перестали отступать и ударили на. противника.
Снова удалось потеснить турок, и снова на окраине косы наступление выдохлось.
«Какие же молодцы, – с уважением отзывался на другой день Суворов о турках, – с такими еще я не дрался; летят больше на холодное ружье».
Солнце клонилось к закату. У русских были израсходованы патроны, полки понесли огромные потери. Суворов мог пустить в дело подходившие свежие части, но отказался это сделать, приберегая их для решительного удара.
Под вечер Суворов был ранен картечью в грудь. Рана была неопасная, но он потерял сознание. Придя в себя, он увидел, что русские полки вновь отступали в беспорядке. Турки с победными возгласами отвозили захваченные русские пушки. По рядам их сновали дервиши, обещая райское блаженство тем, кто погибнет в бою.
Четыре месяца спустя, описывая Кинбурнскую битву, Суворов сказал: «Бог дал мне крепость, я не сомневался».
Хотя над землей уже нависала темнота, он решил в третий раз «обновить сражение».
Все резервы, которые он берег нетронутыми: 400 человек пехоты и 900 кавалеристов, были одновременно брошены на турок. В это же время единственное судно, которым располагал Суворов, галера «Десна» под командой мичмана Ломбарда атаковала турецкий флот и заставила отойти от берега 17 кораблей. Пользуясь ослаблением огня с моря, казаки пробрались по отмели в тыл к туркам. Зажатые в тиски, истомленные сечей турки не выдержали. Их загнали в море и до глубокой темноты истребляли картечью. Всего 700 человек были подобраны турецкой эскадрой. [52]Русские потери составляли 450 человек, а с легко раненными почти тысячу человек.
Незадолго до конца сражения Суворов был вторично ранен – пуля пробила ему руку. Он велел обмыть рану морской водой, перевязал ее куском материи и со словами: «Помогло, помилуй бог, помогло!» – снова бросился в битву. Однако, обессиленный потерей крови и болью от двух ран, он поминутно терял сознание.
Кинбурнская победа произвела большое впечатление. По всей России служили благодарственные молебны.
пели солдаты.
Участвовавшие в битве войска получили награды: всем солдатам было выдано по 1 рублю, по 2 рубля и по 4 рубля 25 копеек (в зависимости от степени участия полка в сражении); многим были даны кресты и медали. Суворов горячо хлопотал за тех, кто, по его мнению, заслуживал награды или у кого были тяжелые личные обстоятельства.
«На милосердие ваше, светлейший князь, – писал он Потемкину, – муромского полковника Нейтгарда: его полка легкий батальон сделал первый отвес победе. Жена его умерла, две дочери-невесты, хлеба нет.
Майор Пояркин и Самуйлович поставили на ноги полки: природное великодушие вашей светлости не забудет их.
Обременяю вашу светлость, простите! Обещаюсь кровью моей ваши милости заслужить».
Кинбурн был высшей точкой в отношениях Потемкина с Суворовым. Никогда уж более эти отношения не были так дружественны. [53]
После сражения Суворов обратил все усилия на выучку солдат по своему методу. Отсутствием этой выучки он объяснял неуспех первой атаки, едва не приведший к полной победе турок. Он еще долго помнил об этом, и через шесть лет со щемящим чувством вспоминал «кинбурнскую беду». Обучая войска, он издал, между прочим, замечательный приказ, ярко отражающий его военные правила:
«Артиллеристам быть приученным к скорострельной стрельбе, но в действии сие только служит для проворного заряжения. На неприятеля пальбу производить весьма цельно, реже и не понапрасну, дабы зарядов всегда много оставалось, отнюдь не расстрелятца и не привесть себя в опасность.
…Пехотное построение – движимый редут, т. е. кареями, линиею очень peдкo; глубокие колонны только для деплояда. [54] – Карей бьет неприятеля прежде из пушек; с ним сближаясь, начинают стрелки в капралствах, токмо по размеру пули по команде… Офицерам обучать прилежно солдат скорострельной пальбе, т. е. называемому батальонному огню и нужно то для скорого заряжения, но в действии он самим опасен больше неприятеля, множество пуль пропадает напрасно, и неприятель получая мало ран, меньше от того путается, нежели ободряется. Чего ради пехоте стрелять реже, но весьма цельно каждому своего противника, не взирая, что когда они толпою. Хотя на сражение я определил 100 патронов каждому солдату, однако кто из них много расстреляет, тот достоин будет шпицрутенного наказания, но весьма больше вина, кто стреляет сзади вверх, и тогда взводному тотчас заметить… При всяком случае наивреднее неприятелю страшной ему наш штьж, которым наши солдаты исправнее всех на свете работают. Кавалерийское оружие сабля… При твердом и быстром карьере каждой кавалерист особо должен уметь сильно рубить.
…У кого в полку или роте будет больше протчих больных, тот подвергается штрафу. Рекрут особливо блюсти, исподволь их к службе приучать и сих молодых солдат, взирая на каждого особо со старыми не равнять, доколе окреплятся.
52
Среди взятых в плен на Кинбурнской косе турок оказалось несколько французских офицеров-инструкторов. На запрос Потемкина, как быть с ними, Екатерина II приказала отправить их в Сибирь – «дабы отбить охоту ездить учить и наставлять турок».
53
В 1948 году Ленинградская публичная библиотека имени М. С. Салтыкова-Щедрина приобрела неизвестное доселе письмо Суворова начальнику канцелярии князя Потемкина – Попову. Письмо датировано 27 мая 1788 года. В нем, между прочим, Суворов, обращаясь к адресату с просьбой сохранить в тайне данное письмо, заявляет: «только К.Г.А. (князю Григорию Александровичу. –
54
Деплояд (деплояда) – развертывание войск с похода; авангард при этом оставался на месте.