– И как он, Великий князь, чувствует себя в армии?
– Да никак, – раздражённо ответил Милорадович. – Обуза. Вот камер-юнкер Великого князя, сын Суворова, Аркадий, вот это – лихой офицер, огонь! Знали его?
– Нет. Не приходилось встречаться.
Мы выпили по бокалу чудесного молодого вина. Генерал продолжил:
– Как только в июле пали крепости Алессандрия и Мантуя, король Сардинии Карл Эммануил подписал указ о присвоении Суворову Александру Васильевичу чин «Кузен короля» и грант Сардинского королевства. В придачу чин Великого маршала войска Пьемонтского. Императору нашему ничего не оставалось, как признать все титулы, да самого Суворова наградить подобающе.
Пока мы так за беседой обедали, посыльный принёс конверт. Милорадович вскрыл его.
– От главнокомандующего, – пояснил он. Прочитал. – Ничего не понимаю, – пожал он плечами. – Александр Васильевич требует направить обоз к границе с Швейцарией, в Понто-Треза. Странно. Париж в другой стороне.
* * *
Когда в небольшой городок вступает большая армия – он превращается в военный лагерь. Уже на подступах к Понто-Треза, в полях ровными рядами белели шатры. Дорога была запружена обозными фурами. Кавалеристы вынуждены объезжать их по обочине. В самом городе не протолкнуться. На узких улочках патрули. Во всех кабаках офицеры и унтеры. Милорадович отправился искать свой корпус. Сказал, что завезёт мои вещи в штаб чуть позже.
– Вас это не обременит? – спросил я.
– Нисколько, – ответил он. – Не волнуйтесь. В моей коляске все будет в полной сохранности.
Солдаты толпились возле сапожной лавки.
– Что вы покупаете? – поинтересовался я.
– Обувку справляем, ваше благородие, – ответил старый гренадёр с седыми усами. – В дальнем походе обувка – первое дело. Раньше сапоги давали – они крепче были. А сейчас нас в курносые башмаки обули. Разваливаются. Приходится чинить постоянно. Вон, видите, – он показал подмётку растоптанного армейского ботинка. – Деревянными гвоздями подбита. Долго не проходишь. Надо на железные заменить. Босиком много не потопаешь.
Я спросил, где штаб. Мне указали на двухэтажный каменный дом с маленькими оконцами. Поднявшись по узкой лесенке, попал в тёмную прихожую с низким потолком. За столом сидел адъютант в сером военном сюртуке, который ему совсем не шёл. На боевого офицера он нисколько не был похож, да вдобавок круглые очки на носу – ну что за вояка в очках?
– Здравие желаю, Егор Борисович, – узнал я одного из бывших секретарей канцлера Безбородко, Фукса.
Он оторвался от бумаг, вгляделся в моё лицо, подслеповато щурясь.
– А, здравствуйте, здравствуйте, – ответил он на приветствия, так и не узнав меня. – По какому делу?
Я передал ему письмо от Аракчеева. Из соседней комнаты слышался резкий высокий голос. Конечно же, голос принадлежал Суворову.
– Подождите. – Адъютант указал мне на лавку у стены. – Присядьте.
Открыл дверь, вошёл и быстро затворил её за собой. В соседней комнате повисла тишина. Через минуту тот же резкий высокий голос скомандовал:
– Пусть войдёт.
Адъютант показался в двери, жестом пригласил меня.
Возле длинного стола, покрытого зелёной суконной скатертью, стоял Суворов. Он мне показался высохшим, маленьким и каким-то уж очень постаревшим после нашей последней встречи. Мундир зелёного цвета казался широк в плечах. Белые панталоны заправлены в высокие потёртые сапоги. Он был не один. В углу на диванчике сидел молодой генерал. Гордое, восточное лицо с тонкими чертами выражало сосредоточенность. Я доложил о прибытии. Суворов с неприкрытым презрение оглядел меня.
– Помню вас, голубчик, – произнёс он сухо. – В Кончанское ко мне приезжали с поручением от императора. Так, вроде бы?
– Так точно, – ответил я.
– Нынче что надобно? Аракчеев вас прислал следить за мной?
– Я ещё не получил инструкции.
– Что же это за секретное поручение, что вам сразу в Петербурге не сказали?
Я промолчал, не зная, что ответить.
– Ну, поведайте нам, как там, в столичном граде нынче жизнь протекает. Что в театрах ставят? Шлагбаумами все улицы перегородили? Говорят, дома теперь раскрашивают как шлагбаумы? Круглые шляпы запрещено носить?
В комнату вошёл генерал Милорадович.
– Ага, – оживился Суворов. – Пригнал обоз?
– Так точно, – ответил Милорадович. – Фураж и продовольствие собрано на два дня.
– Отлично, – удовлетворённо кивнул Суворов. – А к нам, вот, тут из Петербурга юнца прислали. Только он все молчит.
Милорадович посмотрел в мою сторону.
– Так, он не из Петербурга прибыл. Я его из Алессандрии везу.
– Что значит «Не из Петербурга»? А откуда? А лицо-то загорелое, – вгляделся в меня Суворов. – С югов? Откуда? Что молчишь?