— Берегись, слышишь ты! Уйди от меня, иначе я тебе всю рожу расквашу! — крикнул я со злостью.
— Не угрожай, пожалуйста, не испугаешь.
— Так я тебя сейчас же проучу! — бросился было я на Смирнова и даже поднял руку, чтоб ударить его по носу, но товарищи разняли нас, а один из них, обхватив меня руками, крикнул:
— Ну-ну, это вы бросьте, ребята, а то плохо кончится дело!
Злость у меня прошла.
«Может быть, Смирнов и прав», — подумал я и отошёл в сторону, ни на кого не глядя.
У родника
Меня расписали в новом номере стенгазеты. Поместили также карикатуру: я стою, вытаращив глаза, волосы торчат, как у свиньи щетина, смотрю на вытянутые вперёд руки и спрашиваю себя:
«Как бы это узнать, какая сторона левая, а какая — правая?»
Меня бросило в жар, глаза налились кровью, лицо и уши горели. Опустив голову, я медленно шёл по двору училища. Да и как я мог её поднять, когда она вся была забита тяжёлыми мыслями! Казалось, каждый шаг приносил мне всё новые и новые огорчения.
«Кто его знает, сколько времени ещё будет висеть этот номер стенгазеты! — думал я про себя. — Правда, стенгазета должна выходить каждую неделю, но иногда один и тот же номер висит целый месяц. Мало того, что поместили в стенгазете, — на сборах и торжественных заседаниях, наверно, без конца будут говорить обо мне. В самом деле, что я наделал! Вдруг генерал вызовет к себе и спросит: почему, мол, обманул? Что я ему отвечу? Как мне тогда оправдаться перед ним? Наверно, он прикажет снять с меня погоны. Да это еще полбеды — как бы меня из училища не выкинули».
От этих неприятных дум меня отвлёк голос дневального:
— Суворовцу Паичадзе явиться к дежурному по училищу!
Если бы меня ударили по голове обухом, и то не так бы больно было, как от этих слов. Я не знал, что делать.
— Что ж ты стоишь, точно статуя? Не слышишь разве, тебя зовут, — сказал мне, хлопнув по плечу, секретарь комитета комсомола Арам Григорян.
Я отчётливо расслышал слова дневального, но всё же спросил Арама:
— Объясни мне толком, кто меня зовёт?
— Как — кто? Дежурный по училищу.
— То есть я должен явиться в канцелярию училища, не так ли?
— Ну да.
— Боюсь идти туда, — ответил я с дрожью в голосе. Вдруг меня к самому генералу вызывают.
— Ну и что же такого, если даже увидит тебя генерал? Когда-нибудь это должно случиться. Вот что: пойди ты прямо к генералу и извинись. Скажи: ошибся, мол, и больше я этого не буду делать.
Правда, слова Григоряна меня ободрили, но ноги подчинялись с трудом. Я медленно направился в канцелярию. Я всё думал о том, что мне сказать генералу, чем объяснить свой поступок. Только теперь я почувствовал, как я привязан к училищу и к своим товарищам. Я даже боялся думать о том, что мне, возможно, придётся со всеми распрощаться. Я чуть не плакал. Правда, слёз не было, но что слёзы! В душе-то я на самом деле горько плакал.
Поднявшись по лестнице на цыпочках, я остановился у дверей канцелярии, по постучать не посмел.
«Чего трусишь? — подумал я. — Ведь суворовец ничего не должен бояться. Эх, будь что будет! Чему быть, того не миновать!»— решил я и вошёл в комнату дежурного.
Дежурный офицер сидел у стола и читал книгу.
— Товарищ капитан, суворовец Паичадзе по вашему приказанию явился.
— Суворовец Паичадзе или суворовец Твалчрелидзе? — улыбнувшись, спросил капитан и протянул мне пакет. — Этот пакет доставь сейчас же лейтенанту Логинову на квартиру. Это приказ генерала.
Я вздохнул свободно.
— Есть! — ответил я дежурному и, повернувшись через левое плечо, пустился бегом через двор.
День был воскресный. Майское солнце щедро затопило землю тёплыми, ласкающими лучами. Над спокойным морем стаями летали чайки, а над городом порхали, купаясь в солнечных лучах, голуби. Вот, должно быть, про такое время и говорят, что весна празднует свой приход. Приход весны праздновал высыпавший на городские улицы народ. Одни гуляли на набережной, другие катались на лодках. Из открытых окон доносились звуки музыки, по всему городу звучало стройное пение разгуливавших группами девушек и юношей. Но такого праздника, как у меня на душе, ни у кого не было. Да и как не радоваться! Я думал, что меня исключат из училища, но вот все мои опасения развеялись.
«Я нужен училищу, — думал я, — мне дают поручения. Вот и сейчас я держу в руках пакет самого генерала».
Я быстро шёл к дому лейтенанта. Нет, я не шёл, а — казалось мне — летел, как птица.