— И все мальчики! — продолжал восхищаться Меркенбай. — Не то что наш сын. У него всего один ребенок — Серикбай. Видите ли, его величество в городе живет!
— А ты, я вижу, опять кумыс с водкой смешал? — покачала головой жена. — А гостя за что угодно хвали, но не за число детей — их же его жена рожала.
— Она меня из дома выгнала, — печально сообщил чуть захмелевший Шермат. — Насовсем.
— Не расстраивайся, мы тебя здесь женим! — вскинул руку Меркенбай, как и его гость не избежавший воздействия водочно-кумысного «коктейля». Он позвал внука: — Серикбай!
— Что, дед?
— Иди позови тетю Шолпан!
Жена старика вконец рассердилась и, сплюнув, ушла.
Вскоре появилась пышногрудая Шолпан. Ей было лет сорок.
— Меркенбай, ты звал меня? — остановилась она поодаль.
— Звал, Шолпан. — Меркенбай нагнулся к Шермату и шепнул: — Посмотри, посмотри хорошенько. Она тебе нравится?
— А что, она японка?
— Откуда я найду тебе здесь японку? — тихо возмутился Меркенбай. — Конечно, нет! Но ты посмотри, хорошая, правда?
— Ничего.
— Зачем звал? — теряла терпение Шолпан. — Сколько можно ждать?
— А что ты там стоишь? — Меркенбай рукой указал на Шермата: — Познакомься, мой самый близкий друг.
Шермат встал и зачем-то козырнул:
— Шермат.
— Генерал! — добавил пьяный Меркенбай.
— Шолпан, — представилась женщина и засмеялась: — А почему он одет по-граждански, если генерал?
— Он в отставке, — пояснил Меркенбай. — И самое главное — холост.
— Нет, я не генерал. Это моя мама генерал! — сказал Шермат. Вдруг он отвернулся от Шолпан и, потирая кулаком глаза, заплакал.
— Что с тобой? — забеспокоился Меркенбай. — Ты плачешь?
— Да, — ответил Шермат, всхлипывая. — Я плачу.
Шолпан не удержалась — прыснула.
— Ты чего тут хихикаешь? — сказал ей Меркенбай и, когда та, хохоча, удалилась, снова обернулся к Шермату:
— Что случилось? Зачем плачешь?
— Как увидел ее, вспомнил свою жену… — вздохнул Шермат.
— Ты же сказал, что она тебя из дома выгнала. Правильно?
— Правильно.
— А что же тогда плачешь?
— Я ее люблю…
— Ну, тогда вернись к ней, — посоветовал старик. — Зачем и ее и себя мучаешь?
— Я? К ней? Никогда! Пока она сама не придет и не попросит прощения, не вернусь. Я гордый!
— Ничего не понимаю, — развел руками старик. — То говоришь, люблю, то говоришь, пусть прощения просит.
— Что поделаешь, если я такой? — как бы с сожалением сказал Шермат. — Уж таким уродился. Теперь не переделаешь!
Абдулла, оседлав сук орехового дерева, притворился, что читает книгу.
Во дворе, как всегда, возилась старуха Анзират. Она посмотрела на внука. Тот, заметив, сразу уткнулся в книгу.
— Профессор, а профессор! — обратилась старуха к Абдулле. — Будь милостив, скажи, пожалуйста, что читаешь?
— Не отпустишь на футбол, не скажу! — ответил тот.
— Пожалуйста, судите сами, какой умник у меня внук, а? Ему пора жениться, а он все про футбол думает.
— Не отпустишь на футбол, не женюсь.
— Да кто выйдет за такого неуча, который все время думает про футбол. Запомни, пока я тебя не сделаю профессором, никуда не отпущу.
Во двор с шумом вбежали дети.
— Бабушка, письмо! — радостно сообщил Тайфулла. — Тут и фото!
— Посмотри обратный адрес, из Японии оно, нет? — поинтересовался маленький Нурилла.
— Нет, не из Японии.
— Ну-ка, дай сюда. — Анзират взяла в руки письмо, открыла. Посмотрела на фото и ужаснулась: ее сын был сфотографирован на молочной ферме, в окружении смеющихся женщин в белых халатиках и платочках.
Абдулла слез с дерева.
— Дай посмотрю.
— Убери руки! — Анзират припрятала фотографию в карман.
— Бесстыдник! — возмущалась старуха. — Сыну пора жениться, а он себе целый гарем завел. Ничего, я еще до него доберусь! — Она уничтожающе посмотрела на внуков и добавила: — И до вас тоже! С сегодняшнего дня с футболом покончено. Все! А ну-ка, всем взять в руки книги!
— Сейчас же каникулы! — возразил Сайфулла.
— Я ничего не знаю! — Она подошла к куче хвороста, выбрала самую длинную хворостину.
Мгновенно у всех в руках оказалось по книге.
— Ты что, бабушка, бить нас собираешься? — удивился Абдулла. — Это же непедагогично.
— Цыц! — угрожающе прикрикнула Анзират. — Это в нынешних школах не бьют. А в наше время всех били, и дети были послушные.
— Если будешь бить, не женюсь! — сказал Абдулла.
— «Не женюсь, не женюсь!» — передразнила его Анзират. — Это мы еще посмотрим!