Поле с начала войны не пахалось и почти сплошь было усеяно молодыми соснами и березами. Пройдя полкилометра, я лег на лужайку на опушке леса. Еле заметный ветерок тянул из леса приятную прохладу. Здесь моя Родина. С детства знакомы каждый кустик, каждая полевая неровность. Богат наш регион лесами. Они тянутся до самой тундры. В них вкрапливаются болота, редкие поля, реки и озера. На протяжении столетий, а может быть и тысячелетий идет неустанная борьба между лесом и человеком. Человек здесь беспощаден к лесу. Он с боем отнимает площади под посевы, сенокосы и пастбища. Выжигает, рубит, корчует, но и лес уступает свои площади с большим сопротивлением. Следует человеку забросить на 3-5 лет свой участок, как тут же его снова занимает лес. История умалчивает, когда появились первые люди в этом суровом и в то же время обильном крае, населенном большим количеством разнообразной дичи, с полноводными реками и озерами, с прекрасными бесконечными лесами и плодородными землями.
Лежать и мечтать мне долго не пришлось. Ко мне подошли женщины и сразу же окружили. Они хотели помочь мне дойти до моей деревни Заболотяна. Я поблагодарил их, резко, с быстротой почти здорового человека поднялся и снова медленно зашагал. Сзади услышал сдавленный бабий разговор и всхлипывания: «Кому он такой нужен. Отец и мать дождались себе на шею сынка. Что он будет делать». «Да что вы, бабы, – раздался чей-то звонкий голос. – Мой бы такой пришел, и слава богу. Все бы уладилось. Главное, у него руки и ноги свои, а там все поправится». Я понял, что бабы меня оплакивали, и было грустно, тяжело. Но когда раздался подбадривающий голос, я прибавил шагу и больше не чувствовал боли в ноге. Думал: «Ничего, еще буду работать, учиться. Принесу пользу не только отцу и матери, но и государству». Но одна скороговоркой говорила: «Вот явится сейчас на радость отцу и матери. Корми отец калеку. Ей богу, бабы, у него не своя нога, протез». После ее слов у меня в ушах зазвенело, как после контузии. Хотелось вернуться и ударить. Напрягая все силы, я прибавил шагу и больше ничего не слышал.
В голове роилась одна мысль: «Я – калека. Я – солдат-калека». Вспомнилось детство и песня о солдате-калеке, пришедшем с Маньчжурии. Мысли мои устремились в деревню. Я думал, приду домой, а там вместо отца с матерью встретит меня незнакомая женщина с кучей детей и так далее. Я впал в отчаяние: вряд ли специфическое ранение позволит мне работать физически, а специальности у меня почти нет. Окончил годичные курсы коммерческих ревизоров при управлении Омской железной дороги. Работал полгода билетным кассиром на станции Славгород и год там же ревизором. Документов и личного дела не сохранилось. Чтобы ехать туда, нужен пропуск, а его не дадут. Сделать запрос – ответят нескоро.
Меня догнала женщина с нашей деревни. По-деревенски ее звали Маня Михайловна. Она была больше похожа на цыганку. Окинув цыганским взглядом меня с ног до головы, обтерла потное лицо фартуком и, как сорока, затарахтела: «Слава богу, живой остался. Старики тебя давно ждут. Они живут хорошо. Дома быстро поправишься. Главное, что нога своя. Вот Иван Гришин пришел без ноги. Сейчас на инженера учится. Инженером можно работать и без обеих ног. Была бы голова». Я слушал ее рассеянно, невнимательно. Хотелось сказать: «Шла бы ты своей дорогой». Она докладывала с большими подробностями все деревенские новости, которые я хорошо знал из писем отца и матери.
Не доходя до деревни Пагали, где оставалось только три дома, надоевшая попутчица после длительной болтовни сказала: «Мне некогда» – и быстро от меня удалилась, скрылась за домом отживающей деревни.
Медленно, но с каждым шагом расстояние до дома сокращалось. Я вышел в поле. Вдали показалась хорошо знакомая небольшая возвышенность. Ее в деревне называли "дальний бугор". Почему именно дальний, если он располагался в километре от деревни? За этим бугром скрылась моя родная деревня, где я родился, учился и провел свое детство.
На бугре показалась белоголовая девочка с длинными тонкими косичками. Она бежала. Я подумал, что за ней кто-то гонится и хочет ее обидеть. Девочка быстро поравнялась со мной. Бросилась ко мне, обхватила длинными тонкими ручонками мою шею, губами прижалась к моей щеке. Она тихо щебетала приятным гортанным голосом: «Дядя! Бабы и деды дома нет, они ушли косить и убирать сено. Я дома была одна. Мне сказала Маня Михайловна, что домой идет дядя Илья». Я поднял ее высоко над головой, но тут же поставил на землю, от приступа боли в ноге затуманилось в глазах. «Спасибо, Катя, что встретила. Как ты выросла! Если бы встретилась в другом месте, я мог бы тебя не узнать». «Дядя Илья, – щебетала Катя, – я бы тебя узнала, если бы встретила даже в Москве». Детский, непринужденный, правдивый ответ и разговор, от которого я давно отвык, поднял мне подавленное настроение. Мне казалось, моя больная нога наполнялась силой и здоровьем. «Катя, ты была в Москве?» «Нет, дядя Илья». «Почему ты говоришь про Москву?» «Я буду хорошо учиться, слушаться папу и маму. Выросту большой и поеду учиться в Москву».