– Фрайнэ Жиллес, вы хотели вернуться во дворец и увидеться с Его императорским величеством? – я жестом обвожу пространство вокруг. – Что ж, вы снова здесь и Его императорское величество перед вами. Вы желали поведать всю правду? Отныне возможностей для открытого, честного разговора у вас будет более чем достаточно. Стража? Ради вашей же безопасности. Не вы ли опасались, что узнай ваши кузены о нашей с вами встрече, и жить вам останется недолго?
– А в камере меня ожидают покой, защита и все известные удобства, – Мадалин одаряет одного из стражей ироничным взглядом.
– Неужели вы действительно ожидали, что после всего вами совершённого вас просто привезут во дворец, дозволят побеседовать с Его императорским величеством, а затем вернут ваше состояние и отправят в добровольную ссылку… куда вы хотели? В Целестию? Или в Эстилию? Маленькое поместье, где вы устроитесь со всеми возможными удобствами и проведёте отпущенный вам срок в достатке и удовольствии? – я качаю головой, удивлённая, что Мадалин и впрямь могла вообразить, будто мною настолько легко управлять, будто достаточно дёрнуть за верёвочку-другую, и я буду лишь послушно кивать, согласная со всем, что мне ни предложат. – Ни вам, ни всем Элиасам не была выгодна смерть Кассианы, но вот ведь незадача, никто из вас не сделал ничего, чтобы помочь ей, дать ей шанс выжить. Вы были в её покоях, держались поблизости в ожидании вестей, так отчего вы сразу не смекнули, что дело худо, когда Кассиана не вышла из спальни ни утром, ни днём? Почему вы переступили порог её опочивальни, только когда Марла решилась позвать на помощь, когда время было упущено безвозвратно? Вашим кузенам и дядьям умирающая девушка была уже без надобности, тут лишь бы свою шкуру сберечь да положение сохранить. Не приведи Благодатные правда вскрылась бы об их участии в этом позорном грязном дельце! Но вы, фрайнэ Жиллес, вы если не знали в точности, что происходит в спальне, то догадывались. И при том и пальцем не шевельнули, чтобы оказать Кассиане своевременную помощь.
– Я испугалась, – в голосе Мадалин ни тени страха.
– Или всё же ошиблись с дозировкой? – я изображаю недоверие.
– Нет, – следует твёрдый ответ.
– Умышленно или нет, но, тем не менее, в отношении Кассианы вы допустили страшную, фатальную ошибку… впрочем, мёртвая она причиняла меньше хлопот, нежели при жизни, не правда ли? Вы говорили, она не заслужила такой смерти, однако вы её обрекли и сделали это с гораздо большим пониманием ситуации, чем пытаетесь представить сейчас. А фрайнэ Верена? – Стефан стоит подле меня, достаточно близко, чтобы я могла ощутить, как он напрягся, подобрался при имени третьей жены. – Да, не вы решили её судьбу, не вы подписали ей смертный приговор и дали яд. В конце концов, если бы и тут что-то пошло не так, если бы она передумала, или выжила бы, или нашла кого-то другого, с кем поделилась бы своею бедой, то вас и злосчастный пузырёк должно было связывать как можно меньше нитей. Но кто-то же говорил с нею об этом, кто-то подвёл её к этой мысли. А кто бы это мог быть, кроме вас? Не кузен же Соррен проводил с молодой, робкой фрайнэ беседы на тему столь… необычную, если не сказать богопротивную. Если Верена даже на собственного супруга глаза не осмеливалась поднять, то с посторонним мужчиной и вовсе без нужды не заговорила бы и прислушиваться к нему не стала бы. Другое дело женщина, находящаяся при ней почти постоянно, старше её, опытнее, знающая лучше, что почём. И уж точно эта женщина должна суметь рассказать всё так, чтобы у впечатлительной доверчивой собеседницы и мысли не возникло, что её подталкивают к чему-то незаконному, идущему вразрез с волей её и богов. Едва ли кто-то ещё в её свите, среди стайки её ровесниц, а то и моложе, столь искусно владел своею речью. Вы плакали и молили фрайна Рейни о личной встрече с Его императорским величеством, потому что полагаете, будто слабая несчастная женщина скорее произведёт нужное впечатление на мужчину. Со мною вы то и дело упоминали мою дочь, вы не лили при мне слёзы – я всё равно им не поверила бы, – но открыто загоняли меня в угол, напирали на то, что из вас и ваших кузенов вы меньшее зло. Так отчего бы вам, разумеется, исключительно на пользу дела, не побыть ласковой, понимающей и сочувствующей с Вереной? Вам ведь не впервой помыкать и манипулировать жёнами Его императорского величества, разница лишь в силе давления и используемых словах. И ещё кое-что, фрайнэ Жиллес. Когда я очнулась после попытки отправить меня в объятия Айгина Благодатного, моя подруга заметила, что мы будто в Таирии какой находимся, где всякую трудность посредством ядов разрешают. Известно ли вам, что в изготовлении ядов Таирия, страна астрологов, алхимиков и отравителей, достигла неслыханных высот? Таирия далека от Франской империи, но некоторые таирские яды можно раздобыть и в этой части континента. Многие из них здесь известны разве что редким знатокам и невозможно определить, что человек пал жертвой той или иной таирской отравы.
– Возможно, яды действительно прибыли из Таирии, – парирует Мадалин безразлично. – Меня, знаете ли, никогда не привлекала эта сфера настолько, чтобы интересоваться подробностями. И всегда хватало ума не задавать лишних вопросов тому, кого не следует ни о чём расспрашивать, – она прищуривается, рассматривая меня заново, внимательнее. – Вы так похожи на них, на каждую из трёх… и в то же время совершенно другая. Любопытно, сколько ещё людей заблуждается на ваш счёт? И чем им придётся расплачиваться, когда они поймут, кто скрывается за маской очаровательной добродетельной фрайнэ, невинной сельской простушки?
– Довольно. Уведите её, – приказывает Стефан отрывисто и поворачивает голову к Эветьену, стоявшему куда ближе к государю, чем раньше, и наверняка не пропустившему ни слова из этого разговора. – Фрайн Шевери.
– Да, Ваше императорское величество, – Эветьен кланяется и, не задавая уточняющих вопросов, уходит следом за стражниками, уводящими Мадалин.
– И разыщите фрайна Рейни, – бросает Стефан через плечо.
– Да, Ваше императорское величество.
И фрайн Шевери удаляется.
Глава 27
Впервые за всё время, проведённое во дворце, я ужинаю с Миреллой в детской. С нами только слуги, мои младшие дамы уходят в общую трапезную, а сопровождаемая мужем Шеритта с корабля сразу же удаляется в покои Бромли, где её ожидает лекарь. Я остаюсь с дочерью, пока не наступает час ложиться спать, сама укладываю моё сердечко и ещё какое-то время сижу с нею в её спальне. Затем спускаюсь в свои покои, отсылаю всех, кроме Лии и двух служанок, и с их помощью переодеваюсь и готовлюсь ко сну. Лия признаётся смущённо, что в Вайленсии она успела отвыкнуть от сложных нарядов благородных фрайнэ, лишних слоёв ткани и множества пуговиц, большую часть которых должен расстёгивать кто-то другой. Да и по неловким движениям её, по растерянной суетливости видно, что девушка далека от придворного церемониала, не понимает, что и как нужно делать, какова очерёдность, что подавать и что забирать, а Шеритты рядом нет, чтобы всё разъяснить, указать на ошибки и поправить оплошности. Я вздыхаю, вспоминая времена, когда мне самой не требовалась дополнительная пара рук, чтобы всего-навсего снять повседневное платье и надеть ночную рубашку. Закончив с приготовлениями, я отпускаю девушек и ложусь спать в одиночестве. За последние дни я так привыкла, что Стефан приходит ко мне по ночам, что не прошу никого остаться со мною. Но сегодня визита Стефана я не жду, он занят другими делами и вряд ли по их окончанию пойдёт куда-то ещё, кроме собственной опочивальни. Впрочем, нынче и сон не спешит снизойти на меня, и я долго лежу, глядя на роскошный полог над кроватью, расцвеченный отблесками затухающего огня в камине.
Как только Мадалин уводят, мы со Стефаном идём во дворец, и, когда к нам присоединяются фрайны Рейни, Шевери и Бромли, я рассказываю обо всём, что произошло в монастыре, повторяю в подробностях беседу с Мадалин, дополняю собственными измышлениями. Достопочтенные фрайны выслушивают меня внимательно, уточняют то одну, то другую деталь. Обвинение серьёзно – и моё, и Мадалин, от него Элиасам уже не отмыться, не найти того, на кого можно возложить всю ответственность, сохранив собственное имя незапятнанным. Я знаю, что сегодня же, под покровом сумерек, старшего фрайна Элиаса арестуют, а младшего – назавтра, когда он прибудет в столицу на венчание государя. Знаю, что грядёт тщательная проверка и допрос прислуги дворцовой и состоящей у Элиасов, вызов Морелла Элиаса из рассветной обители и магистра Бенни из закатной, череда бесед с прочими членами ветви старшей и кое-кого из младших. Знаю, что Мадалин будет торговаться, изворачиваться, крутиться почище флюгера в ветреный день, желая выскользнуть невредимой из этой ловушки, – или, по крайней мере, попытается. Что-то она да получит за свои признания, изобличение тёмных тайн и свидетельство против родственников, хотя на возврат состояния, свободу и поместье в Эстилии рассчитывать ей всяко не стоит. Знаю, что как только весть об измене старшей ветви выйдет из тени дворцовых коридоров и комнат на нижних этажах, многие поспешат отвернуться от падшего рода, оборвать связи и уничтожить любой намёк на возможное их соучастие в чём-то сомнительном.