Я слишком боюсь, что он может увидеть что-то на моем лице, что я могу выдать себя.
Есть ли у меня к нему чувства?
Нет.
Считаю ли я его чрезвычайно привлекательным? Было бы глупо так не думать.
— Ты выглядишь напряженной. И все эти разговоры про соски...
— Это было странно, да? — спрашиваю я, пиная землю.
— Совсем чуть-чуть. — Он подходит ко мне, но держит дистанцию. — Твоя бабушка милая. Она мне нравится.
— Она классная.
Он помолчал несколько секунд, а потом сказал:
— Бабушка, с которой я был близок, умерла несколько лет назад. Твоя бабушка напоминает мне ее, так что — он пожимает плечами — прости, если полностью завладел её вниманием сегодня утром.
И вот так Рэт Уэстин завоевал еще один кусочек моего сердца, пусть небольшой, но все-же.
— Вам не нужно извиняться, — говорю я, избавляясь от напряжения, когда понимаю, что он наслаждался обществом моей бабушки, а не просто был вежлив.
— Ты выглядела расстроенной из-за этого. Я подумал, что должен извиниться.
Он засовывает руки в карманы, и в этот момент в нем нет ничего от напыщенного бизнесмена. Он выглядит как обычный человек, пытающийся справиться с повседневными проблемами. Это разительный контраст с тем, что я привыкла видеть.
Мне это нравится.
Очень сильно.
— Что ж, спасибо, я ценю это, но не стоит извиняться. — Я киваю в сторону центра отдыха. — Уверена, что Вы подарили моей бабушке лучший день рождения. Она молода душой, если Вы не заметили.
— Это очевидно. — Он усмехается. Это тихий смешок, и впервые с тех пор, как узнала его, могу с уверенностью сказать, что этот смех предназначен для меня, а не для кого-то другого. — Она очень энергичная. Теперь я понимаю, откуда у тебя это.
— Думаете, я энергичная?
Он склоняет голову набок.
— Ты, несомненно, самый яркий человек из всех, кого я знаю, а это о чем-то говорит, потому что уверен, Брэм испражняется радугой (прим. пер.: Гадит радугой — Описание суперсчастливого, бодрого, энергичного, раздражающего человека, у которого хватает наглости всегда улыбаться, говорить вдохновляющие слова даже во времена очевидной трагедии. Невероятно счастливый человек).
Я постукиваю себя по подбородку.
— Итак, если он испражняется радугой, что остаётся мне?
Он качает головой.
— Не знаю, и знать не хочу.
— СМИ? (прим. пер.: СМИ — слишком много информации).
— Ага.
Вздохнув, начинаю обходить небольшой сад. Рэт следует за мной, но все еще держится на расстоянии.
— Помню, как они планировали создание этого пруда с парчовыми карпами. Жители были в восторге, пока не поняли, как дорого они стоят.
Рэт смотрит на пруд.
— Здесь нет рыбы?
— Да, именно так. Им просто нравится слушать журчание воды, но рыбы там нет. Обитатели делают вид, что они там есть.
Рэт хмурится, глядя на пруд.
— Видите эти камни? Предполагалось, что это будут каменные стулья, но из-за сокращения бюджета они остались камнями, поэтому не многие жители могут посидеть здесь.
— Почему ты мне это говоришь?
— Потому что, — говорю я, огибая пруд и возвращаюсь ко входу в центр отдыха. — Несмотря на все недостатки их идеи, — я указываю на маленького старичка, который сидит в ходунках с огромными солнечными очками на лице, — есть еще люди, которые находят в этом районе красоту. Такие как моя бабушка. Она может быть немного сумасшедшей и прямолинейной, но она во всем находит красоту. Она научила меня этому. Независимо от обстоятельств, где-то должна быть красота. — Я смотрю на Рэта и замечаю, каким озадаченным он выглядит. Это заставляет меня вспомнить тот первый день в его кабинете. Это было неделю назад, но в данный момент кажется, что все было давно. Все было мрачным... однотонным. Не хватало... красоты. — Вы ведь не смотрите на мир так, правда?
Он качает головой.
— Я воспринимаю мир в виде цифр и уравнений. Кто-то всегда что-то вычисляет, чтобы опередить, обмануть другого человека. Вот почему я постоянно работаю, чтобы не стать чьим-то уравнением.
Уравнения? Я знаю, что нужно быть проницательным, чтобы стать миллиардером, как Рэт, но, конечно, в жизни есть нечто большее, чем уравнения и стремление избежать неприятностей... если только... если только в его жизни нет ничего, кроме уравнений и работы.
Я грустно улыбаюсь ему.
— Кто-то причинил Вам боль, верно?
Он смотрит в сторону, а затем на свои часы. Настало время для избегания, предлог, чтобы сбежать, приближается. Я чувствую это. И, словно по часам, он говорит:
— Я должен идти. Я пришлю Джоэла за тобой, когда закончишь.
Смирившись с его нежеланием открыться, я говорю:
— У него сегодня выходной. Я поеду на пароме. Все в порядке.
Он не возражает. Я понимаю, почему он выбрал такую форму бегства. Один серьезный вопрос, и он хочет убраться отсюда как можно скорее.
— Я попрощаюсь с твоей бабушкой, когда буду уходить. Увидимся завтра.
Он отрывисто кивает и уходит.
— С утра пораньше, — говорю я с улыбкой, но он ничего не отвечает.
Вместо этого он направляется в центр отдыха, а я вздыхаю от досады.
Слишком напористо и слишком рано, Чарли. Кому было под силу причинить ему такую сильную боль?
* * *
— Привет, бабушка. Да, я добралась до дома в целости и сохранности.
— Нет, я звоню не поэтому, — говорит она в трубку, истерично плача, отчего все мое тело переходит в режим тревоги.
Я вскакиваю с дивана и начинаю натягивать обувь, забыв, что на мне даже нет брюк.
— Что случилось? Я уже в пути.
— Куда ты собралась?
— Ты плачешь. Завтра я возьму больничный. Что бы ни произошло, просто скажи мне, что случилось. Что-то с... Эрлом? С его сердцем все в порядке?
Очевидно, я подружилась с некоторыми жителями. Сейчас они мне как родные.
— Нет, Чаки, виной всему пруд с парчовыми карпами. Наконец-то в нем водятся карпы.
— Подожди, что? — Я приостанавливаюсь, один ботинок надет, второй наполовину свисает с ноги. — В пруду есть рыба?
— Да. И это благодаря твоему прекрасному боссу, он подарил их центру для пожилых людей от моего имени, а также три скамейки вокруг пруда, чтобы мы могли наблюдать за нашими новыми друзьями. Сейчас их устанавливают. Он оставил мне открытку со словами: С днем рождения. Спасибо, что позволила провести с тобой твой особенный день. Разве это не самая приятная вещь, которую ты когда-либо слышала? — Я плюхаюсь на диван, и вся кровь из моего тела уходит, пока бабушка продолжает. — Мы тут с ума сходим. Мы уже начали составлять список имен для рыбок. Мы будем очень разборчивы в том, как их называть, но могу сказать прямо сейчас: самого красивого из них будут звать Рэт. В этом я не сомневаюсь.
Рэт купил моей бабушке рыб?
И скамейки?
Сердце сжимается в груди от неожиданной мысли и жеста этого грубого и хладнокровного человека.
Следующие пять минут я слушаю болтовню бабушки, но её слова входят в одно ухо и выходят через другое. Потому что все, на чем я могу сосредоточиться, — это противоречивая душа, с которой мне придется столкнуться завтра. Как мне вести себя так, будто все нормально, будто не он только что расколол меня и разнес тепло и радость по моим венам таким внимательным к другим подарком.
Он заставил мою бабушку плакать, и неважно, от радости или от грусти, это все равно редкость. Она собирается назвать в его честь рыбку. В честь моего босса. И именно поэтому он — человек, от которого мне нужно держаться на эмоциональном расстоянии.
Этот человек, внимательный и заботливый, слишком опасен для моего сердца.
Завтра, когда встречусь с Рэтом, он не должен знать, что имеет надо мной такую власть. Он не должен знать, что если бы я не была такой сильной, то ему, возможно, принадлежали бы три очень маленьких кусочка моего сердца. Если бы я не была сильной.