— Aveeno.
Его член пахнет так же, как лосьон этой фирмы?
Э-э-э... То есть... нет.
Запах его члена не должен быть первым вопросом, который приходит мне в голову после того, как я узнаю, каким лосьоном он пользуется... для рук.
Но прежде чем успеваю остановить свое воображение, образ распростертого на столе Рэта предстаёт передо мной, штаны болтаются у щиколоток, член торчит вперед, в руке — лосьон, и я воспламеняюсь, температура моего тела резко возрастает.
Откуда, черт возьми, это взялось?
Лайнус.
Теперь я реально выкручу ему соски.
— Aveeno, да? — говорю, стараясь, чтобы не казалось, что я представляю себе его член... или интересуюсь, как он пахнет. — Из-за Дженнифер Энистон?
Натирается ли он своим лосьоном Aveeno от Дженнифер Энистон? О боже, я так сильно хочу спросить. Так сильно, что мне даже больно сдерживать этот вопрос.
Очень больно, но я держу рот на замке.
— Нет, потому что он отлично справляется с поставленной задачей, — отвечает он.
Двери открываются, и мы заходим внутрь, задевая друг друга плечами.
Поскольку я неуклюжая и пытаюсь избежать столкновения с ним, обхожу его боком, как полузащитник, но терплю неудачу и падаю на него, так что мы оба ударяемся о стену лифта.
— Какого черта?
— Упс. — Я смеюсь. — Можно подумать, что мы дрейфуем на лодке. Просто пыталась шутливо столкнуться с Вами.
Мои руки ложатся ему на грудь, чтобы я могла оттолкнуться, и вместо того, чтобы сразу выпрямиться, на несколько секунд прислоняюсь к нему, прижимая ладони к его грудным мышцам. Что бы он сейчас сделал, если бы я слегка сжала их? Ну, знаете, такое едва уловимое сжатие его грудных мышц. Заметит ли он вообще?
Конечно, заметит. Сейчас он напряжен, как доска. Любые манипуляции руками будут совершенно точно заметны.
Вместо того чтобы слезть с него, я поднимаю глаза и смеюсь.
— Посмотрите на нас, мы представляем собой бизнес сэндвич, а наша одежда — это мясо.
— Ты что, подбухивала, когда я не обращал на тебя внимания?
— Если бы это было так, этот момент был бы менее болезненным.
Я отталкиваясь от него отступаю назад, когда лифт начинает двигаться. Он ловит меня за руку и поддерживает.
— Серьезно, у тебя что, инсульт или что-то в этом роде?
У меня приступ дурноты, если это кому-то интересно.
— Черт бы побрал эти туфли, — говорю я. — К вечеру они всегда слишком неустойчивы. Думаю, они превращаются в резину, как Золушка превращается в тыкву.
— Она не превращается в тыкву. А вот ее карета — да.
— Ну, — хмыкнула я, — кто бы мог подумать, что босс-всезнайка окажется фанатом диснеевских принцесс? — Я поправляю ремешок сумочки на плече. — Похоже, в ближайшее время я не буду соревноваться с Вами в диснеевских викторинах.
Он отпускает меня и осторожно отходит. Я не виню его. Не знаю, что вырвется у меня в следующий момент, и, честно говоря, я в таком же ужасе, как и он.
— Работать после девяти — не очень хорошо для тебя. Отмечено.
— Возможно, так будет лучше, — соглашаюсь я кивая.
Глава тринадцатая
РЭТ
— Я скучал по тебе. — Теплые руки обнимают меня, а затем я чувствую поцелуй на своей щеке. — Боже, ты отлично выглядишь.
Брэм отступает, наблюдая за мной, на моем лице все еще ощущается след от его губ. Я быстро вытираю его и захожу в квартиру.
— Я полностью поддерживаю наш броманс, но, чувак, целоваться?
— Я очень счастлив, — говорит он, с размаху шлепая меня по заднице. — Я давно не видел своего милашку Рэти.
— Не смей, черт возьми, называть меня так.
Он усмехается и говорит:
— Серьезно, чувак. Я очень скучал по тебе.
— Знаю. Прости. В последнее время было чертовски много работы.
— Ты взвалил на себя больше дел?
— Нет. — Я качаю головой. — Просто стажировка и все такое.
Не то чтобы я на самом деле стажировал Чарли... скорее, она меня.
Я использую цветные ручки для соответствующего дня, мою посуду за нас обоих, поливаю растения, как она мне сказала. Господи, я даже насвистываю тематические песни, как она предложила, и уверен, что больше всего сэру Драгомиру нравится песенка «Колеса у автобуса». С тех пор как я начал насвистывать именно эту мелодию, его листья, кажется, стали более блестящими.
— Ах да, новая помощница. Она тебе все еще нравится?
— Да. — Мы идем на кухню и садимся за барную стойку. — Она достойно справляется с работой.
— Рад слышать, учитывая последние неудачи с помощниками. Может, она сможет чаще назначать встречи с моим участием. Я даже не мог поговорить с тобой о свадьбе. — Он морщится. — Ты правда не против, чтобы она состоялась в твой день рождения?
— Да. Чувак, мне все равно. Меня волнует только то, что вы двое поженитесь и проведете лучший день в жизни. — Я указываю на него. — И не надо мне торта.
— Слишком поздно, он уже заказан, и на нем будет изображение твоего пениса.
— Заткнись, блядь. — Я смеюсь. — Откуда у тебя вообще изображение моего члена?
— Второй курс, колледж...
— Ох, блядь. — Я снова смеюсь, вспоминая ту ночь, когда был настолько пьян, что бегал по студенческому общежитию, показывая каждому парню, который еще не вырубился свой «вертолет». Да, до того, как стал Рэтом Уэстином, генеральным директором компании с оборотом в миллиард долларов, я был Рэтом Уэстином, который, когда напьется, показывает всем свой член. — Я, кажется, говорил тебе избавиться от этих фотографий.
— Да, я так и сделал. Я убрал их прямо в банковскую ячейку и надежно спрятал в банке, чтобы использовать, когда они мне понадобятся, для шантажа.
— И ты собираешься использовать эту возможность для шантажа, чтобы подарить мне торт с пенисом на своей свадьбе? Как думаешь, понравится ли Джулии петь «С днем рождения», держа в руках торт с изображением моего члена в день своей свадьбы?
Он почесывает щеку.
— Хм, верное замечание. Миссис это точно не понравится. Похоже, нам придётся приберечь твою наготу для другого раза.
— Не могу дождаться. — Я смеюсь. — Что еще новенького?
— Приглашения разосланы, цветы выбраны, так что все начинает становиться официальным.
— Что значит, все становится официальным? Вы, ребята, уже заплатили за аренду помещения.
— Я говорил тебе, что у нас будет венецианский час? (прим. пер.: Венецианский час — это замечательная и легендарная сицилийская традиция, согласно которой жених и невеста (или хозяева) угощают своих гостей великолепной выпечкой, тортами, мороженным, десертами, свежими фруктами и кофе).
— Правда? Я был только на одной свадьбе с венецианским часом, и это было так чертовски вкусно, что я думал, мне станет дурно от переедания сладостей.
— Мы решили устроить его, благодаря тебе. Мы заказали огромное количество эксклюзивных пирожных, так что считай это подарком на день рождения.
Я усмехаюсь и честно говорю:
— Я собираюсь выставить себя дураком на вашей свадьбе. Люди будут спрашивать, где твой шафер, а я буду сидеть, забившись в угол, с расстегнутыми штанами, с шоколадом, стекающим по лицу, в состоянии пищевой комы.
— Я позабочусь о том, чтобы фотограф сделал несколько снимков, чтобы добавить их в свой ящик для шантажа.
— Жестоко, — говорю я, наливая себе шоколадное молоко. — Хочешь?
— Ты же знаешь, что хочу.
Пока я наливаю каждому из нас по стакану шоколадного молока — не удивительно, что в его холодильнике оно есть, — дверь распахивается, и входит Роарк держа Саттон за талию, и они обнимают друг друга.
Я помню, как Роарк начал говорить о Саттон. Он был настолько увлечен ею, что я сразу понял: он не сможет оставить ее, и как бы ни старался бороться с этим, в конце концов он сдался.