Пресвятая Матерь… осмелюсь сказать… оох-ууу-еть?
Я знала, что у этого парня есть мышцы — трудно не заметить, когда его костюмы сшиты специально подчеркивая каждый контур его тела, — но я не ожидала, что он настолько накачан.
Ради всего святого, этот человек съедает по пирожному в день. У него должно быть отложение жирка по бокам и выпуклый живот, в который можно игриво тыкать и называть сладкоежкой.
Но нет, у этого мужчины нет ни грамма жира. У него рельефный живот с рельефным прессом, а там, где должен быть жирок, на боках V—образная талия.
Как такое возможно?
Как.
КАК, БОЖЕ, КАК?
Благодаря тому, что я долго находилась рядом с ним, у меня появилось несколько фаворитов в выпечке, и я занимаюсь спортом почти каждый день. Каким же образом Рэту удается сохранять такое потрясающее телосложение?
Это потому, что он богат, наверняка. Богатые люди платят за секретные услуги по высасыванию жира. У них есть тайные знания, которыми они не делятся с нами, простыми людьми. Мало того, что у них больше денег, так теперь они еще и красуются перед нами своими красивыми телами.
— Почему ты ухмыляешься глядя на меня?
— Засранец, — говорю я, поворачиваясь так, чтобы больше ни секунды не видеть его тело.
— Что? — Он смеется. — Почему это я засранец?
Я не отвечаю, еще глубже зарываюсь лицом в подушку.
— Чарли.
Нет, я не буду...
Он хватает меня за плечо и с силой переворачивает на спину, нависая надо мной — не полностью, а чуть сбоку, — а я все еще смотрю на него, любуясь его крепкими грудными мышцами, покрытыми небольшими волосками. Рельефные плечи, мощные бицепсы, жилистые мышцы, которые переплетаются друг с другом... Он великолепный экземпляр, от которого я, кажется, не могу оторвать глаз. Не могу решить, будет ли это худшим наказанием за всю мою ложь или невысказанным, незаслуженным благословением, что мне приходится ежедневно видеть его полуобнаженное тело. Это пытка, и это только первая ночь. Пытка. Но... учитывая, что я девушка, которая смотрит на вещи с лучшей стороны, это бремя я понесу с радостью.
С искренней улыбкой на лице, которую очень редко удается запечатлеть, он говорит:
— И почему я засранец?
— Ну, ты только посмотри на себя, — говорю я, пытаясь скрыть вздох, который так и рвется наружу, когда я смотрю на его торс. — Ты ешь сладости каждый гребаный день. Откуда у тебя пресс?
Он бросает взгляд на свой рельефный живот, а затем снова на меня.
— Быстрый метаболизм.
— Фу, мужчины.
Я снова собираюсь развернуться, но он останавливает меня.
— Ты не можешь злиться на меня за то, что у меня есть пресс. Это смешно, и есть одна вещь, которую мама рассказала мне о браке.
— Ты же знаешь, что мы еще не муж и жена.
— Я знаю, но все же...
— И мы еще не сказали твоим родителям... так что действуют ли ее правила?
Хоть я дразню его, мне интересно, когда мы расскажем его родителям. И как...
— Да, ее правила действуют, потому что это хорошие правила. Ты слушаешь, «Пенис во множественном числе»?
— Ах. Ты всегда будешь меня так называть?
Я закатываю глаза.
— Ну, ты первая придумала это. В любом случае, как говорила моя мама: никогда не ложись спать злым.
— Хорошо, тогда тебе лучше не говорить того, что меня злит. И мы все еще не женаты...
— Мы поженимся, и когда это произойдет, я ожидаю, что ты будешь подчиняться моим правилам.
Его голос звучит игриво.
Я уже собираюсь возразить, как вдруг на его лице появляется улыбка, и он начинает смеяться.
— О, повезло, что ты просто шутишь, потому что в ином случае вас отшлепают, мистер.
Все еще посмеиваясь, он говорит:
— О, я так и понял по тому, как ты вскинула руку, и по гневу в твоих глазах. Ты собиралась нанести удар, верно?
— Не знаю, что должно было произойти, все, что я увидела, это красную пелену перед глазами.
Он нежно заправляет прядь волос мне за ухо и говорит:
— Не волнуйся, детка, у нас с тобой равноправное партнерство. — Он изучает меня несколько мгновений, его глаза блуждают по моему лицу, и я задаюсь вопросом, собирается ли он поцеловать меня снова, но на этот раз подольше. Будет ли он целовать меня в постели? Это тоже одно из правил его мамы? Всегда целуйся перед сном? Моя жадная маленькая сущность надеется на это. К сожалению, прежде чем я успеваю спросить, он отталкивается от матраса и ложится на свою сторону кровати. — А теперь оставайся на своей стороне кровати и постарайся держать себя в руках. Никаких прикосновений.
Высокомерная задница
— О, и не мечтай.
Да, я не буду его лапать. Я знаю о себе одну важную вещь — я не двигаюсь, когда сплю. Я не путешественник, как некоторые люди. Если я ложусь в одной позе, то в ней и просыпаюсь. Если он хочет, чтобы его случайно полапали, ему придется поискать другое место.
— Спокойной ночи, Чарли.
— Спокойной ночи, суженый босс.
Глава девятнадцатая
РЭТ
Ммм... это приятное ощущение.
Я чувствую себя великолепно.
Я сдвигаюсь, но моя нога во что-то упирается. Что это?
Приоткрываю глаза, но теперь, когда наступила осень, стало темнее, и я ни черта не вижу.
Ощущение, будто кошка или что-то еще трется о мою ногу. Странно, что мне это нравится? И куда делась моя подушка?
Я двигаю рукой, пытаясь нащупать подушку, и в этот момент касаюсь края кровати, голова параллельна ему. Я что, сплю на боку? Снова пытаюсь пошевелить ногой, но на этот раз она плотно прижата к моей икре, так как о нее что-то трется.
Что это?
— Оооооо... даааааааа.
Я резко поднимаю голову от звука чужого голоса в моей постели... И тут вспоминаю, что Чарли осталась здесь прошлой ночью.
Чарли... это Чарли трется о мою ногу?
Повернувшись, чтобы посмотреть через плечо, прищуриваюсь, пытаясь определить, что, черт возьми, происходит, но ничего не вижу из-за плотных штор, которые закрыл перед тем, как мы легли спать. Однако что-то происходит, что-то странное.
Схватив с тумбочки телефон, что не так-то просто, поскольку моя нога все еще зажата в тисках, включаю фонарик и направляю его на Чарли — как раз вовремя, чтобы увидеть, как она трется о мою икру, словно это фаллоимитатор, запрокидывает голову в порыве страсти и потирает руками прикрытую пижамой грудь.
Чертовка.
— Такой толстый, — говорит она во сне. — О да, большой мальчик.
Что за херня?
Не в силах сдержаться, я громко фыркаю, отчего свет попадает прямо ей на лицо.
Ее руки взлетают к глазам, а тело напрягается.
— Что, во имя Иисуса, происходит? Мама, выключи свет, — кричит она с закрытыми глазами.
Мама. Я снова фыркаю.
— Я не шучу. У меня все было на мази с Дэвидом Хассельхоффом.
И этого достаточно. Я теряю контроль над собой и прямо-таки гогочу, когда она замирает. Ее ноги освобождают мои, и она вскарабкивается на край кровати.
— Кто это? Кто здесь? Я буду кусаться. Держитесь подальше. — Одной рукой она прикрывает глаза, другой размахивает, как нунчаки. — Я не шучу, кто здесь?
— Чарли, — смеясь, говорю я, теперь в состоянии повернуться и сесть. — Это Рэт.
Она поворачивается. Резко выпрямляется. Я, честно говоря, нервничаю, что кто-то тайком засунул ей в задницу штангу. Она несколько раз моргает, и я опускаю телефон, чтобы он не светил прямо на нее.
— Рэт. — Она неловко улыбается и поправляет прическу. — О, привет, вот ты где. Хех, совсем забыла, что ты лежишь по другую сторону кровати. — Она накручивает прядь волос на палец. — Как спалось... Я оседлала твою ногу?
— Ага.
Она прижимает руки ко лбу.
— Что ж, да, именно этого я и боялась. — Не открывая глаз, она коротко машет мне рукой. — Спасибо, что одолжил свою ногу. Знаешь, как люди говорят «протяни руку помощи», так вот, спасибо, что одолжил свою ногу. Наверное, было странно наблюдать, когда я это делала? Да, это странно. Никогда бы не подумала, что стану трахать ногу своего босса, но, думаю, никогда не говори никогда, верно? — Она говорит бессвязно, по-прежнему избегая зрительного контакта. — Я не кончала на твою ногу, если тебе это интересно. Я имею в виду, я была близка, чувствовала позывы... То есть, нет, я не была близка. Я не возбуждаюсь от ног, это было... — Она тяжело вздохнула и подняла на меня глаза. — Ладно, хорошо. Я очень возбуждаюсь по утрам. Ладно, уверена, тебе не нужно было это знать, но теперь ты знаешь.