— Это было прекрасно. Можешь остановиться. Огромное спасибо.
Я быстро отстраняюсь, словно она горит, и ложусь на бок, чтобы оказаться как можно дальше от нее.
— Пожалуйста, — кашляю я, мой член болит.
Я отстраняюсь, чтобы перевести дух, но лишь на несколько секунд, потому что, скользнув под одеяло, она придвигается ко мне и кладет руку на мою обнаженную грудь.
— Уверен, что тебе не нужно ничего помассировать?
Я подавился слюной.
Да, ты можешь помассировать мой член, ту часть которая пульсировала последние десять минут, умоляя о разрядке... снова.
Каким-то образом обретаю дар речи и говорю:
— Я в порядке.
Ее большой палец скользит по моей груди.
— Уверен? Ты был очень напряжен сегодня на работе.
Потому что я хотел трахнуть тебя. Я хочу трахнуть тебя так сильно, что чувствую это всем своим нутром. Такое ощущение, словно мое тело охвачено огнем, я в аду, и единственный способ сдержать пламя — погрузить член во влажную, тугую киску Чарли.
— Просто переживаю из-за всей этой ситуации, я еще ничего не сказал Брэму и Джулии.
— Ты стыдишься меня? — спрашивает она, ее рука движется вверх на несколько дюймов, а затем вниз, ее большой палец едва касается моего соска, посылая мягкие волны экстаза прямо к увеличивающемуся члену.
— Нет.
Я хочу повернуться к ней, заверить, что все в порядке, дать понять, что говорю серьезно. Но я лежу на спине, не в силах поддаться искушению, потому что, если повернусь, не могу сказать, что сделаю.
— Хорошо, — тихо говорит она, убирая руку. Тихо, почти мрачно, она говорит: — Спокойной ночи, Рэт.
Блядь.
Блядь, блядь, блядь.
Я зажмуриваюсь, пытаясь сообразить, что делать, потому что знаю, что в ее голосе звучит уныние. Я снова разочаровал ее. Я должен рассказать все подробно. Должен сказать, что не стыжусь ее, мне стыдно за себя, что я постоянно думаю о ней как о более... как о своей. А она не моя. Не совсем. Наверное, она никогда не будет моей. Я думаю о ней двадцать четыре часа в сутки. Я бы отдал все, все, что угодно, лишь бы попробовать ее еще раз. Еще один поцелуй. Но как я могу? Нет, все, что чувствую, — это стыд. Поэтому я молчу, глядя в потолок, пока мое тело зудит от глубоко укоренившегося вожделения.
Глава двадцатая
ЧАРЛИ
Я очень возбуждена, горю изнутри, и думаю, что могу на самом деле воспламениться. Соски затвердели, киска ноет от желания, а живот вибрирует, играя с моими эмоциями, пока пытаюсь ориентироваться с единственным и неповторимым Рэтом Уэстином.
После первой нашей совместной ночи, когда меня настиг сексуальный сон с ним в качестве главного героя — не знаю, откуда взялся Дэвид Хассельхофф, — я не могла себя контролировать. Я не хотела переступать черту, но после того, как увидела его без рубашки и провела с ним ночь, не смогла бы остановиться, даже если бы захотела.
Поэтому я начала одеваться еще более распутно и ложиться спать голой в надежде, что он наконец сорвется и сделает первый шаг.
Но он был крепким орешком. Я знала, что он хочет меня. Поверьте, я знаю. На этой неделе я видела выпуклость в районе ширинки этого мужчины чаще, чем у любого другого. Я видела ее в брюках, боксерах, и прикрытую полотенцем. Он был словно все время готов, но мне не представилось ни одной возможности. И, черт возьми, этот мужчина так чертовски сексуален, что я вся дрожу. На работе мне удавалось быть работоспособной, невозмутимой помощницей, но это была ложь. Даже когда я проведывала бабушку, выполняла ежедневные списки дел Рэта или проектировала вместе с командой художников планинг компании, мысли о нем не покидали меня. Я понимаю, почему он работает допоздна. Понимаю, почему он каждый вечер говорит мне навестить бабушку, и я благодарна ему за это.
Но он смертельно опасен. Фатально. Я готова переступить черту, даже если в итоге может быть разбито мое сердце.
Честно говоря, думаю, я имею право прикасаться к нему, целовать, трахать, потому что собираюсь стать его женой. Я должна получить от этой ситуации больше, чем просто счастливая бабушка. А как насчет счастливой Чарли? По крайней мере, именно этот аргумент я использовала, принимая решение держаться подальше.
Я думала, что сегодня будет та самая ночь. Я заранее разделась, намазалась лосьоном, а потом предложила массаж, думая, что, может быть, он уложит меня на кровать и захочет помассировать что-нибудь еще.
Эта фантазия быстро развеялась, когда он практически перепрыгнул на другую сторону кровати после того, как я поблагодарила его за массаж. А когда я намеренно промахнулась мимо его соска на несколько сантиметров, думала, что он зарычит, прижмет меня к матрасу и начнет целовать.
Не тут-то было.
Я так близка к тому, чтобы доставить себе удовольствие прямо здесь и сейчас, что всерьез задумалась об этом. Что бы он сделал?
Лежал и смотрел?
Попросит остановиться?
Протянет руку помощи?
Есть только один способ выяснить это.
Но смогу ли я сделать это?
Закусываю нижнюю губу, размышляю об этом.
Облегчение будет просто потрясающим.
Боже, но мастурбировать перед Рэтом, пока мы спим в одной постели? Я не могу.
Мои мысли прервались, когда он переместился на кровати, и впервые за эту неделю я почувствовала, как он повернулся лицом ко мне, а не уставился в потолок или в противоположную сторону.
У меня перехватывает дыхание. Он... он собирается прикоснуться ко мне? Неужели он наконец-то начнет действовать? Я считаю до двадцати, секунды отсчитываются в такт биению моего сердца, и когда он не двигается и не издает ни звука, моя надежда угасает.
Чего он ждет? Чего боится?
Устав от игр, решаю слегка подтолкнуть его. Повернувшись к нему задом, отклоняюсь назад, чтобы оказаться ближе к нему на этой большой кровати.
— Холодно, — бормочу я, а затем, затаив дыхание, жду, когда он обнимет меня, обхватит рукой за талию и прижмет к своей груди.
Но мне снова не повезло.
Никакой реакции с его стороны.
Ни слова. Ни прикосновений. Я даже не слышу его дыхания. Он там умер, что ль?
Боже, как же он бесит.
Просто прикоснись ко мне. Ради всего святого, просто прикоснись ко мне.
Он сдвигается.
Я жду.
Мои щеки горят, пальцы ног покалывает, а между ног пульсирует так сильно, что я готова расплакаться от того, как нуждаюсь в его прикосновениях.
Я снова считаю до двадцати, и если он не прикоснется ко мне в следующие двадцать секунд, прикоснусь сама к себе. Без стыда и сдержанности. Я собираюсь облегчить эту глубокую боль.
Один, два, три...
Ну же, Рэт, пожалуйста, прикоснись ко мне.
Пять, шесть, семь...
Я могу задохнуться от нужды, от бешеной пульсации в теле.
Десять, одиннадцать, двенадцать...
На моих глазах появляются слезы.
Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать...
Я опускаю руку как раз в тот момент, когда матрас снова прогибается.
Задерживаю дыхание, сердце колотится где-то в горле, предвкушение настолько пьянящее, что я чувствую его глубоко внутри.
А потом... легчайшее, словно перышко, прикосновение пробегает по моему боку.
Если бы я не следила так остро за каждым его движением, то, возможно, и не почувствовала бы этого, но оно было. Да? Мне не показалось?
Я начинаю сомневаться в себе, когда снова чувствую это. На этот раз он прикасается двумя пальца вдоль моего бока.
Потом я чувствую три пальца.
Четыре...
Его ладонь скользит по моей коже, и мое тело ликует от радости. Он проводит рукой по моему боку и вниз к бедру, затем снова вверх.