Меган нетерпеливо прильнула к соблазнителю, накрытая волной глубинного голода, эхом отозвавшегося в стоне, который могла бы издать женщина, впервые вкусившая густые сливки после долгих лет употребления дистиллированной воды.
Тело отказалось безучастно окаменеть, вместо этого затрепетало, словно слегка тронутые струны арфы. Беспокойные пальцы сами собой нырнули в его волосы, подталкивая углубить поцелуй.
Найт ожидал прохладного отклика или хотя бы колебаний. Конечно, он заметил вспышку страсти в манящих глазах, где-то глубоко внутри — так жар и грохот кроются в центре кажущегося бездействующим вулкана. Но ничто не подготовило к такому пламенному взрыву.
Рассудок опустел, затем заполнился женщиной. Ее ароматом, эмоциями и вкусом, вскриком, который он запечатал в хрупком горле, когда прикусил полную нижнюю губу. Найт притянул Мег ближе, жаждая большего, и получил головокружительное ощущение каждой изящной линии и каждого изгиба прильнувшей Меган.
Запах океана навеял соблазнительную картину — как он овладевает ею на каком-нибудь пустынном берегу под шум прибоя и крики чаек…
Меган почувствовала, что падает, и невольно ухватилась за Найта. Слишком многое, чересчур многое сотрясало бунтующий организм. И теперь нужно нечто гораздо большее, чем узкие полоски вокруг запястий, чтобы обрести равновесие.
Требовались самообладание, сила воли и… воспоминания.
Она отшатнулась бы и оттолкнула Найта, если бы он не обнимал так крепко.
— Нет.
Фери не мог перевести дыхания. И пообещал себе, что позже попробует разобраться, почему единственный поцелуй сразил наповал, словно удар кулаком.
— Придется уточнить. Что «нет»?
— «Нет» этому. «Нет» всему подобному.
Вспыхнула паника, но Меган, хоть и с трудом, прогнала страх.
— Я просто не подумала…
— Так же, как и я. Раз перестаешь думать, когда целуешься со мной, это явный признак правильности произошедшего.
— Не хочу целоваться с тобой.
Найт засунул руки в карманы. Так безопасней, решил он, если леди начала размышлять.
— Милая, но ты ведь тоже не осталась безучастной.
Мало пользы в горячем отрицании очевидной истины. Поэтому она обратилась к хладнокровной логике.
— Ты привлекательный мужчина, естественно, я ответила.
Найт хмыкнул:
— Любимая, если такие страстные поцелуи свойственны твоей натуре, я умру счастливым.
— Больше этого не случится.
— Ты ведь знаешь, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, правда?
Меган снова насторожилась. Найт заметил напряженность в линии хрупких плеч. И понял, что опыт с Дюмонтом оставил множество шрамов.
— Расслабься, Мег, — более доброжелательно пророкотал он. — Не собираюсь набрасываться на тебя. Хочешь двигаться медленно — нет проблем, пойдем медленно.
Это прозвучало настолько разумно, что заставило ее встопорщить перья:
— Мы вообще никуда не пойдем, ни медленно, ни быстро.
Уже лучше, решил Найт. Он не возражал разозлить ее. Честно говоря, нетерпеливо жаждал вывести Мег из себя. Много раз.
— Вынужден заметить, что ты неправа. Если мужчина и женщина пылают огнем, то непременно захотят разжечь пламя до небес.
Меган очень боялась, что это верно. Даже сейчас какая-то частичка души мечтала раздуть тот костер.
— Не интересуюсь ни пожарами, ни огнем. И уж конечно, не стремлюсь заниматься подобными вещами с едва знакомым мужчиной.
— Значит, надо узнать друг друга лучше, прежде чем останемся наедине, — ответил Найт, раздраженный рассудительным тоном.
Меган стиснула зубы:
— Не хочу сейчас и не собираюсь в будущем. Понимаю, какой удар нанесла по твоему самолюбию, но придется смириться. А теперь извини, мне пора забрать детей.
Найт вежливо посторонился и подождал, пока пассажирка не достигла стеклянной двери, ведущей на верхнюю палубу.
— Мег?
Только частично именно самолюбие заставило его заговорить. По большей части — непреклонное намерение.
— В первый же раз, когда займусь с тобой любовью, ты напрочь забудешь о нем. Даже не вспомнишь его имени.
Меган впилась в Найта взглядом, подобным ледяному мечу. И, забыв о достоинстве, гулко хлопнула дверью.
Глава 4
— Эта баба смерти моей добивается, — ворчал Голландец, вытаскивая бутылку ямайского рома из тайника в глубине кладовки. — Попомни мои слова, парень.
Натаниэль откинулся на спинку стула, пресыщенный и расслабленный после приема великолепной пищи в калхоуновской столовой. Кухня отеля была выше всех похвал. Суматоха с ужином закончилась, и Коко оживленно беседовала с домашними, иначе Голландец не рискнул бы достать спиртное.
— Подумываешь дезертировать с корабля, приятель?
Голландец фыркнул. Он вовсе не собирался сбегать не попрощавшись только потому, что не смог справиться с привередливой задравшей нос дамочкой.
— Пока поболтаюсь тут.
Кинув опасливый взгляд на дверь, налил обоим изрядную порцию рома.
— Но предупреждаю, парень, рано или поздно эта фемина получит по заслугам. И получит от твоего покорного слуги.
И ткнул в широкую грудь толстым пальцем.
Натаниэль сделал большой глоток и зашипел сквозь зубы от крепости напитка. Уж точно не мягкий, как шелк.
— А где та бутылка «Крузана», которую я тебе принес?
— Мегера извела амброзию на торт. Ничего, это пойло тоже булькает — вполне можно пить.
— Если хочешь продырявить желудок, — выдохнул Натаниэль. — Итак, что за проблема с Коко на этот раз?
— Ну, не одна, а целых две.
Голландец нахмурился, услышав телефонный звонок. «Обслуживание номеров», — насмешливо скривился он. Никакого чертового обслуживания никогда не было на борту судов, на которых он плавал.
— Ну, что надо?
Натаниэль хмыкнул в стакан. Такт и дипломатия не являлись сильными сторонами старого товарища. Найт не сомневался — если бы Коко услышала, как Нилс рычит на гостей, то упала бы в обморок. Или треснула грубияна сковородкой по голове.
— Вы что себе вообразили? Что нам нечем заняться, кроме как бегать туда-сюда? — рявкнул Нилс в трубку. — Принесут, когда все будет готово.
Прервал разговор и отшвырнул тарелку.
— Заказали шампанское и пирожные, да еще среди ночи. Молодожёны. Ха! Всю неделю сидят безвылазно вдвоем в третьем номере и носа не кажут.
— Где твой романтизм, приятель?
— Оставляю его тебе, красавчик.
Кулаками размером с окорок Голландец аккуратно разрезал шоколадный торт.
— Заметил, как ты глазеешь на ту рыженькую.
— Рыжеватая блондинка, — поправил Натаниэль. — Больше золота, чем красноты.
И лихо заглотнул еще порцию рома.
— Красотка, правда?
— Ни разу не видел, чтобы ты увлекся какой-нибудь страхолюдиной.
С талантом художника Голландец украсил края тарелки и куски торта орнаментом из ванильного крема и утыкал малиной.
— И с ребенком, не так ли?
— Угу.
Натаниэль изучил лакомство и решил, что, скорее всего, сможет проглотить только маленький кусочек.
— Кевин. Темноволосый, высокий для своего возраста.
Улыбка изогнула губы Найта. Разрази его гром, если мальчишка не пришелся ему по душе.
— Большие любопытные глаза.
— Видел его.
Голландец всегда любил детей, но скрывал это за показным ворчанием.
— Симпатичный парнишка. Приходил с теми двумя шумными сорванцами поглазеть на готовку.
И Натаниэль знал, что Нилс с большим удовольствием пообщался с этой троицей, хотя наверняка и нацепил угрюмую маску.
— По молодости вляпалась в беду.
Фери, нахмурившись, взглянул на приятеля. По мнению Найта, эта фраза несправедливо перекладывала всю ответственность за беременность исключительно на женщину.